"Криница" вновь представляет творчество наших давних, постоянных авторов. Эти писатели известны любителям белгородской поэзии, и наша газета неоднократно публиковала их произведения. Хочется отметить, что нынешний выпуск "Криницы" выдался не совсем обычным: страница заполнилась стихами и прозой на ностальгическую тему военного и послевоенного времени, детства. Это получилось совсем не специально, просто наши авторы будто сговорились и, вспомнив те далёкие годы, живущие в их сердцах, принесли к нам вот такие произведения.

В марте поэт Валерий Черкесов отмечает своё 60-летие. "Криница" поздравляет его с юбилеем, а вниманию читателей предлагает его стихи.

Валерий ЧЕРКЕСОВ
Из книги "У светлой реки"
Письмо в газету
Прошу откликнуться уроженца Барнаула,
бывшего сержанта-пехотинца,
познакомившегося в победном 45-м году
с восемнадцатилетней медсестрой
в Первомайском парке на берегу Амура.
Демобилизовавшись,
сержант отбыл на родину,
не ведая, что у него родился сын.
Если ты жив, отец,
давай свидимся. Хотя бы напоследок...

Болезнь. 7 лет
1
Железное кольцо
на побелённой матице.
И мамино лицо
качается, туманится.
Я болен. Я ещё
что птенчик-желторотик.
Лоб пышет горячо.
Барахтаюсь в дремоте
и выплываю. Свет
в окно потоком льётся.
И тихо молвит дед:
- Однако, обойдётся!
2
Озвучено утро капелью,
частящей: - Кап-кап да кап-кап.
Апрель расходился за дверью
на тысячах ветровых лап.
Стучит, колобродит, скребётся
и сон не даёт досмотреть.
И солнце в оконце смеётся,
и птицы заладили петь.
Воробышек - серый заморыш -
и тот голосит что есть сил.
А я, словно в клетке зверёныш,
до боли губу закусил.
Простуда. Опухшее горло.
Из носа - мокреть - как ручей.
Шугают за огородом
друзья говорливых грачей.
Поправлюсь. Конечно, поправлюсь -
мне бабушка говорит.
И облака розовый парус
в неведомое манит.
3
Вот это - река. И это - река.
Сливаются воедино.
И видно с открытого чердака,
как лбами сшибаются льдины
и, наползая одна на одну,
гремят, будто бьётся посуда
гигантская.
Лестницу я дотяну
до крыши - получше отсюда
смотреть, хотя боязно.
Но высота
влечёт так, как реки и море.
- Ура! - вырывается изо рта.
Весна. Я не умер от кори.
Ржавеет звезда жестяная
на бабушкиной могиле...
Согну, откручу, отломаю,
пока ещё вздраве и в силе.
Поставить надгробье из бронзы
и крест золотой бы отлить!..
Да поздно хватился я, поздно
скорбеть и благодарить.
Сирень осыпается. Белым,
как пеплом, присыпан погост,
где место отведено бедным
лежать, а мне - слепнуть от слёз.

Александр Осыков

На краю земной печали
(Венок семистиший)
1
Станут близкими дальние дали,
Остановится времени ход,
И в страну одинокой печали
Я уйду в свой последний поход...
Налегке - ни богатство, ни славу
Не возьму я на ту переправу -
Перейду реку времени вброд...
2
Перейду реку времени вброд...
И услышу, как, боль источая,
Голос милый обратно зовёт.
Безутешным отвечу молчаньем.
На прощанье оставлю венок
Из тревожных, мучительных строк
На краю одинокой печали.
3
На краю одинокой печали
Вспомню жизнь свою всю до конца
И увижу: в немыслимой дали
Мне раскрыты объятья Творца.
Но дорога в небесное царство
Пролегает сквозь муки мытарства -
Душу грешную вера спасёт!
4
Душу грешную вера спасёт...
Чтобы с бесами выиграть битву,
Вознесу перед Богом молитву.
Благодать мне Всевышний пошлёт...
Божью милость ничем не измерить -
Ведь безмерную силу даёт
Бог тому, кто воистину верит.
5
Бог тому, кто воистину верит,
Грех земной милосердно простит...
Огонёчек надежды горит,
И свеча поминальная светит...
Облегчайте ж молитвою путь
Тем, которых назад не вернуть,
Открывая в бессмертие двери.
6
Открывая в бессмертие двери,
Вновь на землю Спаситель придёт -
Князя тьмы в бездну ада низвергнет,
И предъявит Он каждому счёт:
Гнев обрушит на злых и неверных.
Лишь очистившим души от скверны
Ключ от вечности в дар отдаёт.
7
Ключ от вечности в дар отдаёт
Милосердный и мудрый Всевышний
Тем, кто Слово нетленное слышит,
В ком любовью оно прорастёт,
Кто любовь эту ближнему дарит...
Если в сердце Оно не умрёт,
Станут близкими дальние дали.
8
Станут близкими дальние дали...
Перейду реку времени вброд.
На краю одинокой печали
Душу грешную вера спасёт.
Бог тому, кто воистину верит,
Открывая в бессмертие двери,
Ключ от вечности в дар отдаёт!
Спор
Ещё безусыми юнцами
Мы затевали часто спор:
Должно ль добро быть с кулаками,
Чтоб злу всегда давать отпор?
И мы считали: агрессивным
Добру необходимо быть,
Не понимая, что с насильем
Его никак не совместить.
Добро творят душой смиренной,
Ведь словно в зеркале кривом
Отобразится непременно
Добро карающее - злом.
Но чтобы распознать дурное
И зло в итоге победить,
Не с кулаками - с головою
Добру земному должно быть!

Виктор ЛЕБЕДЕВ
Память - 1946
Сожму виски, где набухают вены,
Бинтуй, строка, ранения отца -
На памяти мой Белгород мгновенно,
Сорок шестого года образца.
Мы, пацаны с бедовыми глазами,
Междудворовый прекращали спор,
Когда мирян мирил колоколами
Преображенский сказочный собор.
Земные звоны купола качали,
Лечила освящённая вода,
Колокола как будто причитали
О тех, кто не вернётся никогда.
От страха и от голода в округе,
Казалась нескончаемой беда.
И брови у людей сводило в дуги,
Когда медаль звенела о медаль.
Пилотки, бескозырки с медяками,
В колясках инвалиды по углам,
И клацали подшипники о камни,
"Мать-перемать..." и перегарный гам.
Мехи у хромки раздирая рьяно
Култышками полуоткрытых рук,
Пел капитан про девушку Татьяну,
Припоминая фронтовых подруг.
Потребы люда - самые простые:
Краюха хлеба, мыло, керосин...
И рукава калеченных пустые
Служили пропусками в магазин.
Пред Белогорьем преклоню колени...
Нет, не померкнут в памяти моей
Фронтовики в расстёгнутых шинелях,
Похожие на серых журавлей.

Павел САВИН
Чёрная речка
За Чёрною речкой,
Замёрзшею речкой
Утрата и боль
Поселились навечно.
За Чёрною речкой
Гремят пистолеты,
За горькою речкой
Не стало Поэта.
Ах, Чёрная речка!
Усталые сани
Российскую гордость
Увозят низами.
У горного кряжа,
У стылого леса
Досталось России
Немало дантесов.
Ах, Чёрная речка,
Продрогшие сани!
Вы стали предтечей
Больших испытаний.
Мы шли Соловками,
Болота месили,
И верили Пушкину -
Правде России.
Ах, Чёрная речка,
Метельная замять,
Возьми мою горькую
Страшную память!
Ах, Чёрная речка,
Любовь и мессия...
Отсюда тропинки
Бегут по России...
Воспоминание
С утра у нас в квартире гости -
Гуляют, плачут и поют:
За инвалида дядю Костю
Сегодня маму отдают.
И над таким соединеньем
Осиротевших двух сердец
Смеётся с карточки военной
Погибший в Волхове отец.
И с дядей Костей восседает
Среди сватов и кумовьёв
Такая мама молодая,
Какой не знали мы её.
А нас её поступок бесит,
И бесит выпивший народ,
И столько бед ещё отвесит
46-й бесхлебный год!
Звенят стаканы и медали.
И песня болью полилась...
А мы с сестрёнками не знали,
Что это мать спасала нас...
О счастье напрасно мечтали
Ушедшей весенней порой,
Оно прошумело устало,
Как ливень над дальней горой.
Его не сумели поймать мы,
К мечте не успели дойти,
Но чьи-то весёлые свадьбы
Догнали его на пути...

Николай ГРИЩЕНКО
В преображённом свете дня
Я не узнал тебя сначала...
Ты посмотрела на меня
И, отвернувшись, замолчала...
И я молчу... Прошли года,
Погасло наших зорь сиянье,
Умчались наши поезда,
И пусто
в зале ожидания.
Молодая зима
В лесу безмолвие, глухая тишина
Лежит в снегах
И терпкой хвоей дышит,
Но роща корабельная полна
Мелодией,
которую не слышат
Идущие машины по шоссе,
И лыжники,
бегущие гурьбою...
Но вот она звучит...
во всей красе
И заполняет горизонт собою,
То сыплет с веток
иней и снега,
То затихает где-то у дороги,
А старых сосен
порыжевший прах
Мне тихо осыпается под ноги...

Евгений ДУБРАВНЫЙ
Нечаянная радость
(отрывок из повести "Босоногая радость")

Светлой памяти матери моей - Полине Семёновне Дубравной посвящаю

Под окном громко и заливисто заорал наш хромоногий петух Пеша. Я приоткрыл глаза и перепугался насмерть, потому что сразу понял - проспал. Солнечный зайчик опустился почти до самого пола. Значит, Костя давно уже на речке таскает пескарей. Да ещё небось и насмехается надо мной. Тоже мне, брат называется. Я ему таких червяков накопал вчера. Весь вечер провозился за сараем, а он даже не подумал разбудить. Ещё и пацанам расскажет. А тем только дай - засмеют.

Горькие мои мысли оборвал всё тот же голосистый Пеша. Он громко и торопливо закокал на своём хвастливом языке, призывая оголодавших пеструшек разделить с ним редкую находку.

И тут меня взяла такая обида: хрипун хромоногий, не мог раньше прокричать! То хоть голову отрывай - орёт, как заполошный, чуть ли не с полуночи. Соседи как-то пожаловались, так отец уже и топор наострил. Давно бы забыли, какая лапша получилась из Пеши, если бы я не разревелся, спасая висящую на волоске петушиную жизнь. И вот благодарность!..

Этот Пеша только и знает, что дурить доверчивых кур. Неужели они и сейчас клюнут на его удочку? Точно: шелестя крыльями, глупые квочки, как шальные, бросились наперегонки к своему вожаку, даже не подозревая, что их ждёт очередной бесстыжий обман. Ведь Пеша, как заядлый геолог, добросовестно изрыл и очистил от жучков и червячков все наши дворовые недра. Теперь только обманом он поддерживал свой авторитет.

Утро было прохладное, и я не торопился вылезать из-под пёстрого лоскутного одеяла. Обида не проходила, и вставать, на зло брату, не хотелось. А если сейчас пойти на речку, значит, нарваться на самые злые насмешки. И вдруг я увидел на табуретке беспризорно темнеющий бинокль. Я почувствовал, как вспотели мои ладони: этого не может быть! Костя не выпускал его из рук ни на минуту. Он даже спать ложился с ним - жадина! Бинокль был настоящий, военный. Отец привёз его с фронта.

Когда мы из-за войны почти отвыкли от отца, он вдруг появился у калитки и торопливо зашагал к порогу. Но шёл он как-то непривычно. Правая нога его казалась длиннее левой и всё время странно выпрыгивала вперёд, издавая щемящий тонкий скрип. Мы переглянулись и стали ждать, что же будет дальше.

Отец радостно и чуть-чуть неуклюже приобнял нас и торопливо прошёл с матерью в дальнюю комнату, плотно прикрыв за собой внутреннюю дверь. Было слышно, как они горячо шептались о чём-то, тревожно предостерегая друг друга. А мы сгорали от нетерпения и любопытства. Наконец, Костя не выдержал и осторожно потянул ручку на себя. Дверь скрипнула, и мы увидели в щель, как отец, словно испугавшись, быстро набросил на колени гимнастёрку. Но мы уже увидели, что вместо правой ноги у него была какая-то жёлтая кожаная конструкция с блестящими и длинными, как лампасы, железными планками. Больше всех встревожилась мать и уже хотела прикрикнуть на нас, но отец устало сказал:

- Не надо, Поля, пусть смотрят, что война делает с людьми...

Мы ошарашенные стояли у порога, ничего не соображая...

- Идите сюда, я же гостинцы вам привёз, - ласково позвал отец и достал из вещмешка диковинный предмет.

Он открыл тёмный жёсткий футляр и достал оттуда настоящее чудо - полевой бинокль!

- Вот вместо ноги дали протез и бинокль в придачу...

Мы замерли - кому ж достанется это волшебство? Но отец тут же опустил руку в вещмешок и перед нашими распахнутыми глазёнками появилась полевая офицерская сумка. Здесь я и понял - бинокля мне никогда не видать...

И вот эта недосягаемая отрада спокойно лежала на табуретке. Я метнулся к биноклю. Одно мгновение - и пахнущий кожей ремешок ловко наброшен на шею, а сам бинокль тут же скрылся на животе, предательски оттопырив старенькую дырявую майку.

Остаётся незаметно пробраться на улицу и быстренько влезть на огромную грушу, где среди старых ветвей оборудован секретный наблюдательный пункт...

Никакой он, конечно, не наблюдательный и тем более не секретный пункт, а самая обыкновенная летняя кровать, доставшаяся нам от старшего брата Алёшки. Весёлый гармонист и бесшабашный гуляка по субботам завлекал девчат острыми заливистыми частушками и его неугомонная хромка до утра бродила по тёмным Косякинским переулкам и улицам, соперничая с горластыми деревенскими петухами. А чтобы на заре не тревожить стуком родных, братишка бесшумно забирался на старую грушу и засыпал счастливым молодецким сном на лежаке, сотворённом собственными руками.

И вот оно счастье - наблюдательный пункт. Я прижимаю бинокль к глазам и стараюсь выхватить из всего пространства самые дальние дали: Серединку, Рублиное, Лысую гору... Лысая гора. О ней ходят легенды и слухи. Старики рассказывают, что у подножья когда-то били мощные чистые родники - в те годы речушка Горькая была довольно полноводной и на удивление рыбной.

Долгое время тут хозяйничали турки. До их ухода речка радовала всех своей красотой и спокойствием. Но когда турки вынуждены были оставить наши края, они придумали коварную месть, забив главные ключи под Лысой горой своими мохнатыми бурками. Сделали они это так искусно, что и сейчас невозможно отыскать эти загубленные животворные источники.

До боли всматриваюсь в счастливые, волшебные стеклянные кружочки, пытаясь отыскать предателя Костю и его друзей, но они ловят пескарей, наверное, где-то ближе к мосту и поэтому мне их не достать.

Зато главная сельская площадь у меня как на ладони.

Беру чуточку влево и вижу, как босоногое чудо, с закатанными до колен галошами, забивает в землю деревянный кол, чтобы привязать к нему уже изрядно изголодавшегося бычка. Телёночек неловко взбрыкивает, ощущая неподалёку свежую траву. Но у молодого пастуха всё валится из рук. Верёвка неожиданно натягивается, и едва наживлённый столбик выпрыгивает из земли. Всё повторяется сначала...

Да ведь это Жора Лыченко. Очень смешной и очень серьёзный пацан. Хотя глаза у него немного косят, но видит он поразительно остро и замечает всё. Где пробежала чья собака, кто прошёл к Буцкому колодцу, в каком саду созрели сочные груши...

А тут колышек и настырный бычок. У Жоры ничего не получается. И я не выдерживаю:

- Ну кто ж так забивает? Надо одной рукой держать кол, а другой - забивать, лапша!..

Надоело с Жорой. Перевожу бинокль вправо и вижу, что рыболовецкая артель устало поднимается от Толмыкова колодца прямёхонько домой. Надо встречать.

Торопливо спускаюсь вниз. Бинокль укладывается как ни в чём не бывало на табуретку. Выхожу на улицу. У скрипучей калитки на левом столбике вдруг вижу рваную записку: "Внимание. Сегодня вечером на каменоломне за птицефермой создаётся красный партизанский отряд.

Явка всем без исключения обязательна. Командир отряда Иван Хитрук, заместитель Ковпака". Ничего не поняв, я записку трогать не посмел.

- Ну что, соня, очухался? - ехидно взглянул на меня Костя. - А пескари сегодня так плакали о тебе. Быстрей на сковородку!..

И он протянул мне кукан, где бездыханно покоились около тридцати пескарей.

Нo я не спешил на кухню почти со злорадством кивнул на записку. Костя нервно взял бумажку, тут же пробежал её глазами и довольно жёстко заметил:

- Больше отступления не будет! Рыбу в отряд!..