Согласитесь, преподаватель вокала - профессия неблагодарная, впрочем, как и любая учительская. Годами мучаешься с учениками, ставишь им голоса, тратишь на них силы, время, энергию, взращиваешь новых Робертин Лоретти и Анн Нетребко. А они отряхнули пёрышки, выскочили из гнезда - и ринулись в круговорот театральной жизни покорять лучшие сцены Европы, заключать многотысячные контракты. Без тебя… Ты же остаёшься в тени, живёшь на скромную зарплату и продолжаешь «вкладываться» в очередное дарование, от которого можешь никогда не дождаться элементарного «спасибо».

Примерно так я представляла себе учительскую миссию, пока не переступила порог кабинета Николая Николаевича Амелина, преподавателя Белгородского государственного музыкального училища (колледжа) имени С.А.Дегтярёва. Порог кабинета человека незаурядного, более того - новатора, разработавшего собственную авторскую методику обучения.

Впрочем, обо всём по порядку.

- Николай Николаевич, я слышала, вы попали в профессию какими-то окольными путями…

- Можно сказать, прямо из конструкторского бюро. Я, конечно, утрирую. Но в своё время к авиационному конструированию имел самое непосредственное отношение. После окончания Харьковского авиационного института несколько лет занимался изучением акустических свойств аэрокосмических носителей.

- Вот, значит, откуда все эти знания о вибрации, звукопоглощении, звукоотражении, на которые вы опираетесь в своей методике. И как же вас занесло в искусство?

- Я родился в совершенно не музыкальной семье. Папа - военный, мама - переводчица. Но петь начал ещё в раннем детстве. Чуть позже, в школьные годы, самостоятельно освоил баян. Вокалом начал серьёзно заниматься будучи студентом авиационного института. Пел с четырьмя оркестрами, параллельно брал уроки у известного в то время педагога, окончившего институт им. Гнесиных. Видимо, желание петь пересилило всё остальное, и, уверенный в своём выборе, я направился прямиком в Харьковский институт искусств, который успешно и закончил. В Белгород переехал в 1978 году. Большую часть жизни посвятил преподавательской деятельности.

- Меня всегда интересовало, как человек понимает, что у него есть голос.

- Голос - это инструмент, дарованный нам природой. Он есть у каждого из нас. И, как всякий природный дар, его можно проигнорировать, а можно развить, но, опять-таки, опираясь на природные данные. За свою жизнь я изучил немало методик. От большинства из них впечатление такое, будто попал к хиромантам, которые гадают по картам тысячелетней давности. Да, выработан определённый стандарт, определена терминология, но теория почему-то противоречит акустическим задачам. Считается, например, что тело человека является мягким, и поэтому нужно искать твёрдые части тела, где будет отражаться или резонировать звук. Это на самом деле не так. Наши клетки заполнены жидкостью, которая несжимаема, и поэтому для звука не является мягкой. Она для него всё равно, что стекло.

Особая роль в пении традиционно отводится диафрагме. Но диафрагма вообще не участвует в пении! Обратитесь к хирургам, и они это подтвердят. Нельзя «собрать звук» - это не мусор. Невозможно его «направить», потому что звук распространяется. Среда обитания звука - это воздух. Поэтому очень важно научиться пользоваться этой средой. Именно она порождает, трансформирует звук. У звука ведь всего два свойства: отражаться и проникать. Поэтому я в своей методике обучения особую роль отвожу именно певческому дыханию.

В немецком Дюссельдорфе есть знаменитая фабрика, в которой делают духовые инструменты. Знаете, почему они так ценятся? Потому что их делают мастера, которые досконально изучили физические свойства каждого инструмента. То есть знают, какая должна быть толщина стенок, какое покрытие. Вот почему их инструменты «поют». Так и в вокальном искусстве. Главное - уметь рассчитать и услышать возможности конкретного «голосового инструмента».

- Если следовать вашей теории, хорошего тенора можно сделать даже из безголосого студента?

- А что вас удивляет? Голос можно поставить за два-три года, лишь бы у человека было желание работать над ним. Могу привести немало примеров, когда ученик, который поначалу не брал и семи нот, через пару лет обучения начинает исполнять репертуар консерватории и берёт диапазон в несколько октав.

- А сколько лет живёт голос?

- Вокальное пение - это тяжёлый, энергозатратный труд. Недаром певец за полуторачасовой спектакль может потерять до пяти килограммов живого веса. Но при правильном отношении к голосовому инструменту этот ресурс может служить многие годы, до глубокой старости. И есть живые примеры такой «голосовой молодости». Взять того же Льва Николаевича Морозова, народного артиста России, профессора Санкт-Петербургской консерватории. Этому педагогу и солисту уже восемьдесят, а голос - заслушаешься. А всё потому, что его голос остаётся в молодом (то есть детородном) состоянии.

Природный голос - это по сути голос ребёнка. Голос, который ещё не успел нигде «испортиться». Тот самый голос, который позволяет дитю орать три часа подряд, пока его не покормят. Голос записан в генетической программе человека, в голове. Излишние усилия могут эту программу сбить. Здесь принцип один, как и у врача - не навредить.

- Но и банальных постулатов «не кушать холодное, не пить спиртного, кутать шею в шарфик» тоже никто пока не отменял.

- Не отменял. Беречь голос, конечно же, нужно. И певцам приходится носить свой голос «в футляре» всю сознательную карьеру. Что-то недоедать, что-то недопивать, не нервничать. Лично я не даю своим ученикам упражнения, которые могут сорвать голос. А это, как правило, происходит, если петь в несвойственном тебе режиме пения. Выше своих возможностей прыгнуть, конечно же, можно. Но придётся за это дорого заплатить. Ещё один враг певца - стрессы. Достаточно вспомнить известную Элеонору Беляеву, обладательницу чудесного голоса, который она утратила из-за непростых отношений в семье и была вынуждена переквалифицироваться в телеведущую «Музыкального киоска». А ведь для певца потерять голос - это всё равно, что потерять ухо, глаз, ногу.

- Легко сказать «не нервничать». Это в наше-то время?

- Я так думаю: если уж сел в эту «лодку» - греби, а иначе не садись.

- Не хочется о грустном. Давайте лучше о курьёзах поговорим. Есть такой старый русский театральный анекдот: «в постановке «Евгения Онегина» Татьяна неожиданно появляется в финальной сцене не в «малиновом берете», а в зелёной шляпке. Быстро сориентировавшись, её партнёр Онегин вопрошает: «Кто там в зелёновом берете с послом испанским говорит?». С вами такие курьёзы случались?

- Ну, от подобных проколов на сцене никто не застрахован - даже у компьютера бывают сбои. Я несколько раз оказывался в ситуации, когда оркестр уже вступление играет, а я слова арии никак вспомнить не могу. Ощущение - будто в котёл со смолой окунули. Но потом берёшь себя в руки, и нужный текст всплывает в памяти как-то сам собой.

- А если разучиваете оперы на немецком, французском, итальянском, то как работаете с языками, которых не знаете ни вы, ни вокалист?

- А досконально знать иностранные языки нам и не обязательно. Главное - звукообразование, а язык исполнения вторичен. Мне, к примеру, абсолютно всё равно, о чём конкретно поёт в своих неаполитанских песнях Марио Ланца. Я просто наслаждаюсь его голосом, его интонацией. Там всё понятно без слов.

К примеру, техника бельканто, которую я преподаю, и не предназначена для усвоения текста. В бельканто (переводится как прекрасное пение) каждая вокальная строчка сама по себе становится инструментом, как виолончель или скрипка, и в переводе особо не нуждается.

- Николай Николаевич, существует мнение, что Белгород в плане подготовки вокалистов в последние годы шагнул вперёд. Мы уже можем похвастаться собственными «золотыми» голосами?

- Прогресс действительно налицо. Среди выпускников музыкального училища немало призёров международных конкурсов. Нашу школу знают. С нами начинают считаться в Москве, Санкт-Петербурге. Наши выпускники поступают (на бюджетные!) отделения ведущих вузов страны.

- Вот вы, к примеру, отслеживаете судьбу своих учеников?

- Отслеживать и не приходится - сами меня не забывают. Карьера вокалиста у большинства складывается неплохо. Ирочка Мартьянова в этом году получила диплом об окончании Центра оперного пения Галины Вишневской и в настоящий момент ждёт вызова в Германию. Будет петь на сцене немецкого оперного театра. Руслан Розыев ещё продолжает обучение у Вишневской, но уже сегодня является востребованным басом. Уже заключил контракт на 2010 год с несколькими европейскими оперными театрами.

- Резюме напрашивается само собой. Когда же наши голоса будут востребованы у нас, в России, а не у них, в Германии, Франции, Италии?

- Вопрос риторический. У нас культура до сих пор финансируется по остаточному принципу. Как это ни грустно осознавать, но европейские театры сегодня на 20-30 процентов укомплектованы русскими певцами. Хороший вокалист - это штучный «товар», и он всегда в цене. Наши отечественные театры конкурировать в этом плане с западными пока не могут. Суровая правда жизни…