Как неумолимо бежит время, стирая на своём пути многие факты и события. Общая история страны состоит из множества исторических страничек, запечатлевших прошлое отдельно взятого населённого пункта. Яковлевский район Белгородской области тоже имеет свою богатую историю, написанную судьбами людей.

Белгородские земли ещё в давние времена вместе с русскими активно заселяли украинцы. Население Терновки, Шопино, Петропавловска, Собынино, Раевки, Коренёк (Ближней Алексеевки) в большинстве своём и поныне составляют потомки выходцев из Малороссии, а потому здесь вплоть до середины XX века сохранилась своя самобытная культура, уклад и говор.

Есть предположение, что название некогда большому селу Собынино дали князья Волконские по имени народности, живущей вокруг Рима - собынян. Когда-то эти земли и леса от Гостищево до Шляхово царь Пётр I пожаловал белгородскому воеводе князю Волконскому. С именами братьев Волконских - Бориса Григорьевича и Петра Григорьевича - здесь связаны многие места: Петрова криница, Борисова дубина, Матушкина пасека, Князев лес, Княгинин сад, Петров парк. Сохранились их семейные надгробья в Покровской церкви в селе Гостищево, которую разломали в советское время. Многие жители этой местности воевали с Наполеоном и по возвращении домой назвали Бородинским большое поле, расположенное в сторону села Кривцово.

В конце XIX века здесь появились новые хозяева. Обширные княжеские земли купил богатый землевладелец Хрущёв вместе с хутором, названным в честь него Хрущёвка (Знаменка), но вскоре распродал. Часть земли приобрёл расторопный мужик Выродов, поговаривали, что он ограбил почтовую карету под Корочей, на эти разбойничьи деньги построил дом, обзавёлся хозяйством. В этих прекрасных живописных местах, с благодатным климатом и плодородными землями селились и богатые москвичи, скупали здесь земли (прямо как сейчас). Один московский купец Авдеев приобрёл поместье для своей невзрачной, засидевшейся в девках, дочери. Модный в то время французский ландшафтник разбил сад, посадил аллеи берёз, лип, елей, каштанов и верб. Помещицу Татьяну Матвеевну крестьяне звали барышней, она была доброй и справедливой женщиной, стремилась, чтобы крестьянские дети учились, была попечителем трёхклассной церковно-приходской школы. Сама вела арифметику, чтение и письмо, а закону Божьему и истории учил местный священник. Моей маме барышня подарила подарок в честь 300-летия Дома Романовых, о котором мама часто вспоминала и всем рассказывала.

Земли от Донца в сторону Гостищево купил известный корочанский садовод Алфёров. Сохранилась легенда, будто бы он выиграл крупную сумму в карты и все деньги вложил в дело. Заложил большой сад и секретный питомник, где выводил новые сорта яблонь, груш и вишен. Благодаря ему, в округе было посажено множество садов.

Шебекинский сахарозаводчик Ребендер скупил земли ниже Круглика и стал использовать их для выращивания семян сахарной свёклы. Почва там оказалась не очень плодородной, поэтому хозяин покупал селитру для повышения урожайности за океаном, в Чили. Моя мама девочкой ходила на подёнщину сажать маточную свёклу. Платил хозяин исправно, к вечеру работники получали от трёх до пяти копеек. Это не меньше, чем сейчас платят фермеры наёмным рабочим, если учесть, что корова или лошадь стоили тогда пять рублей.

С наступлением драматического в истории нашей страны двадцатого века, на этой земле происходит масса событий. Самое страшное, что революция разделила многие семьи по идеологическому принципу. Отец не понимал сына, а брат мог пойти на брата ради идеи. Старший брат моего отца Дмитрий уехал в те годы за пределы России, не приняв новую власть, а другие братья активно строили новую жизнь. Помещики разбежались, побросали свои хозяйства, голодный скот бродил по полям. Крестьяне приводили скот к себе домой, вот и мой дед по матери спас двух овец. А когда в 1918 году в село пришли немцы с гайдамаками (украинские националисты), а с ними и прежние хозяева, то людей жестоко наказали за то, что не дали пропасть скотине. Крестьян пороли на виду у всего села, деду моему досталось десять ударов плетью, по пять - за каждую овцу.

После революции более двух тысяч гектаров пахотной земли стали принадлежать собынинским крестьянам. Село расстраивалось и богатело, в ту пору в нём насчитывалось 400 дворов. К существующим улицам - Бондаривка, Сенекивка, Зацеркивка, Путривка, Мисто, Жмуркивка, Выгон, Куточки и другим прибавились Новосёловки с десятью улицами. Начали обустраивать хутор Примакова пасека. Новые усадьбы нарезали площадью 75 соток. От двух водяных мельниц и ветряка пришлось отказаться, построили новую - с нефтяным двигателем, крупорушкой и маслобойней.

Большинство крестьян не использовали наёмный труд, но с массовой коллективизацией несколько семей постигла участь раскулачивания. Десять семей с Примаковой пасеки разбрелись кто куда, оставив прекрасные молодые сады. Закрылась проходившая четырёхразовая в году ярмарка, приносившая собынинцам немалые доходы. В 1929 году 30-тысячником был создан колхоз «Энергия» в честь грандиозного по тому времени плана ГОЭЛРО. В числе первых пайщиков был и мой дед Алексей Алексеевич, числился середняком по количеству мужчин в семье и наделам земли. В 1925 году мама вошла в семью отца и стала четырнадцатым членом семьи. Трудились все - от мала до велика. Тридцатые годы стали самыми страшными, свирепствовали болезни и голод. У мамы в один год умерли отец, мать, сестра и двое малолетних детей. Но перед войной жизнь наладилась. В Собынино работали круглосуточно два детских садика, детей прибавлялось ежегодно около сотни. Школа размещалась в двухэтажном барском доме. Здесь был создан духовой оркестр, открылись механические мастерские. Привели в порядок сады, шесть помещичьих садов давали хорошие урожаи яблок, груш, вишен, слив, вкус которых знали в Белгороде, Курске и Харькове. Сотни колодок пчелосемей стояли в садах. В колхозных погребах хранились дубовые бочки с солениями и варениями. Всё это давалось неимоверно тяжёлым ручным трудом.

Сейчас, если взобраться на княжеское взгорье, где век назад стоял ветряк, то Собынино предстанет как на ладони - дома, пустующие плешины бывших помещичьих садов, заросшие клёнами и лозняком, большой выгон без колхозных застроек. Поодаль - Донец с болотистыми камышовыми и осоковыми берегами, а далее - Гостищевские, Алфёровские и Саженские бугры. Места, знакомые с детства. Закрываю глаза и вижу себя босоногим мальчишкой с постоянными цыпками, словно снова вдыхаю в себя медвяный дух цветущих садов, акаций, лип. Волнующий душу запах степных трав в непаханых лугах и оврагах. Сенокос совпадал с созреванием земляники, а как же её рвать, не примяв травы, кишащей насекомыми и ящерицами! Утром село звенит от отбиваемых мужиками кос. Соберутся они на спелой делянке, поговорят о новостях, перекинутся остротами, перекрестившись, выстраиваются в ряд. Сильные впереди, послабее и совсем молодые следом. И вот встают в поле десятки скирд пахучего сена для общественного скота.

Грянула война. Молодые рабочие руки взялись за оружие. Мужчины и некоторые женщины до сорокалетнего возраста ушли на фронт. Так получилось, что линия фронта на конец октября 1941 года пролегла по сёлам Мелихово-Собынино-Сажное, разделив их пополам. Днём немцы контролировали Собынино, а ночью приходили наши разведчики, они сожгли немецкий штаб, располагавшийся в школе. 19 декабря трое красноармейцев спустились со стороны Верхнего Ольшанца по Жёлтому яру, оставили, как и раньше, лошадей в крайнем доме и ушли в село. Их обнаружили, они, отстреливаясь, возвратились прежним путём, скрылись в глубоком овраге, но только уже без лошадей. Немцы по следам пришли к дому Анны Григорьевны Кривцовой. За пособничество местным жителям грозила смертная казнь. Арестовали её и соседей, на допрос повели через всё село в дом старосты. Соседи, спасая свои жизни, свалили всю вину на 35-летнюю женщину, их отпустили, а Анну повели к её дому. Соседка, прятавшая её дочек, подтолкнула их к матери. Девочки радостно побежали к ней навстречу, думая, что мама вернулась. А немцы закрыли женщину и детей в доме и подожгли. Свёкор Анны пришёл из соседнего села, раскопал пепелище и предал земле семью сына. После войны на могиле Кривцовых установили памятник, а сейчас могила находится в таком запустении, что её уже сложно отыскать среди заросшей травы.

В конце декабря 41-го года крах молниеносных планов Гитлера и поражение под Москвой стали причиной жестоких репрессий. Через неделю после героической гибели Анны Кривцовой фашисты подожгли село. Погорельцы по 30-ти градусному морозу пошли искать приют в других сёлах на запад. Низкий поклон жителям сёл Берёзовка, Богатое, Новосёловка, Венгеровка и других, приютивших женщин, детей и стариков. Так погибло в огне великолепное село Собынино с добротными личными и общественными постройками. Когда сюда вернулись жители, то в родных местах их встретили только высокие травы и бурьян. Как выжили? Носили из погреба в погреб лучину, варили траву, собирали подпавшую рожь, просили в обнищавших окрестных сёлах милостыню, строили курени и плетнянки не на пепелищах, а рядом, надеясь отстроить новые дома ещё краше прежних.

С войны не вернулось 88 мужчин. Материальный ущерб, нанесённый войной общественному хозяйству, составил 1396 рублей (в ценах 1940 года). К примеру, здание мельницы с нефтяным двигателем оценивалось в 10 тысяч рублей, а дом со всеми усадебными постройками - 5 тысяч рублей. Были сожжены 293 дома. Это материальные потери, а человеческие были во сто крат больше. Как оценить несчастную жизнь Шуры Катиной, первейшей красавицы села, которой отступающий немец прострелил ногу, сделав девушку калекой? Или жизни ребятишек - пастухов, подорвавшихся на минах, а муки и лишения молодых девчат и парней, угнанных в Германию?

Но жизнь не стоит на месте. После войны село стало возрождаться. Ставили столбянки, строили колхозные постройки: конюшню, свинарник, телятник, два коровника, два крытых зернотока, амбар для семенного материала, кузню, кормозапарник, птичник, пункт пожарной охраны, клуб, почту и так далее. Люди зарабатывали трудодни, за которые начисляли по килограмму зерна. Кому-то взбрело в голову в разрушенной деревне строить оросительную систему. В порядке принудительных работ в болоте лопатами прорыли канаву от речки к насосной станции, выкопали траншею в полтора километра, уложили асбоцементные трубы, результат - вода не пошла. Здание насосной переоборудовали в мельницу, а трубы пригодились для колодцев и дымовых. Село с вековыми традициями, патриархальным укладом стало редеть, многие не вернулись с мест переселения, молодые люди вербовались на лесоразработки, чтобы получить паспорт.

Сокрушительный удар по селу нанесла революция 90-х годов. Не стало клуба, радио, почты, магазина, мельницы, выдернули с корнем сады, закрыли школу. Разрушено всё, что можно было разрушить, бросили и землю, за которую отдавали жизнь. Такая же участь постигла и память о тех, кто совершил подвиг во время войны. Анне Кривцовой в брежневское время поставили памятник в виде языка пламени, потом установили дюралевую табличку. Но уже в наше время охотники за металлом сняли эту табличку и сдали на лом. Разрушили и некрополь князей Волконских. Всех их можно оправдать, они - продукт нашей тьмы.

Прохожу по заросшей и опустевшей улице, по которой бегал босым мальчишкой. Прошлого не вернуть, но каково же наше будущее, если столь безрадостно и печально настоящее?