В моём далёком детстве было у меня две бабушки. Мамину звали так же, как и мою маму, Ксенией, а отцова бабушка звалась Тамарой. Жили мы у бабы Ксени, и поэтому я называла её Баба Наша. По утрам, когда родители и Баба Наша отправлялись на работу, отец относил меня, вместо детского сада, к бабушке Тамаре: она, хоть и была моложе моей первой бабушки, но официально не работала, всю жизнь оставалась домохозяйкой. Целыми днями она трудилась по хозяйству и помаленьку приучала к домашней работе меня. Но трудиться мне не особо хотелось, я скучала без отца, которого в детстве любила больше всех, и бабушка Тамара, успокаивая моё ожидание, пела песни собственного сочинения: «Ах ты папа дорогой, ты хороший, милый мой, приходи скорей к Марине, забери её домой…».

В нашем доме - вернее, в обоих этих домах - любили праздники, готовились к ним, созывали гостей, старались отметить необычно, придумывая игры, конкурсы. Особенно любили Пасху.

На Пасху обе мои бабушки, конечно, пекли куличи. Но праздник начинался гораздо раньше. Мой день рожденья - 13 апреля, а сестра родилась 14-го, но день её рожденья всегда оказывался на неделю раньше моего. Как так? Да просто она родилась на Вербное Воскресенье, а я - на Пасху. В деревнях старики и сегодня на вопрос о дне рожденья часто отвечают: «на Покров», «на Воздвижение», а то и - «в Великом посту». Календарные дни рожденья у нас, конечно, отмечались, но обойти церковные праздники было невозможно. И каждый год на Вербное, независимо от числа, Надюше дарили прутики вербы, вспоминая её день рожденья. Наверное, с тех пор у нас в доме очень полюбили букетики из разных веточек, засохших цветов, травы и даже колючек. Тогда в нашей стране ещё не увлекались японской икебаной, но сестра моя постоянно украшала тесную квартиру композицией из самого простого природного материала. Раз она принесла огромный голубой шар перекати-поля, и он висел в квартире несколько лет. А вербы так и стояли в нашем доме круглый год, роняя засохшие комочки, которые мы звали зайчиками: эти букеты обновлялись только под Пасху.

Вскоре после Вербного воскресенья наступал ещё один удивительно красивый праздник - воспоминание Страстей Христовых, или четверговые Евангелия. Бабушка уходила в церковь под вечер, а возвращалась глубокой ночью. Детство моё было в годы хрущёвских гонений на Церковь. Но сколько же людей шло тогда в храмы! Конечно, и храмов было намного меньше, чем теперь, но вот что запомнилось из тех четвергов, перетекающих в Страстную пятницу. Мы жили в Курске в самом конце улицы Мирной, дальше нас - только Боевка, совсем небольшой участок с домами, переходящими в лес. А выше нашего дома, в сторону от Мирной - переход на улицу Горького, на которой стоял (и сейчас стоит) Сергиево-Казанский собор.

Этим вечером я никогда не ложилась спать, не дождавшись бабушку. Сидела у тёмного окна, вглядываясь в ночь. И вот - один мерцающий огонёк, второй, третий. Целая цепочка - по одному и группами, вспыхивают сквозь ночь, жёлтые, красные, зелёные, синие - тоненькие свечечки за разноцветными стёклами уж точно дореволюционных (сохранили же!) фонариков. Сколько же их! А ведь в храмы тогда ходили только старухи, число которых не уменьшалось в храмах долгие советские десятилетия, старухи, которым Хрущёв обещал «показать по телевизору последнего попа». Осторожно, придерживая друг друга, скользят они по весеннему гололёду. Вот один огонёк поплыл в сторону, другой, третий. А вот и к нашему дому. Бабушка! Встречаем в дверях, усталую, замёрзшую, но такую радостную: донесла! Бережно достав из фонарика свечку, она, как была - в пальто и шарфике на голове, взбирается на табурет и осторожно выводит по белой масляной краске на дверной перекладине ровные чёрные крестики. А завтра…

Завтра вечером в доме будет пахнуть сладкой сдобой поднимающегося в большой кастрюле теста. Ещё через ночь заработает старая электрическая чудо-печка, весь день выпуская из себя по одному - кулич за куличом. И что это были за куличи! Замешанные на сливочном масле и яичных желтках, они получались необыкновенно плотные, жёлтые внутри и коричневые снаружи и такого замечательного вкуса, что не могли сравниться ни с одним пирожным в мире. На куличи были надеты белоснежные «шапочки» толщиной с палец, усыпанные крашеным пшеном (никаких кулинарных посыпок в продаже не было, пасхальное пшено продавалось на рынках из-под полы, так как за его продажу - религиозный дурман! - могли и оштрафовать). Яйца бабушка тоже всегда красила разноцветными красками. Луковую шелуху она не признавала - всё должно быть ярко и празднично.

В Пасхальное утро ко мне приходила и бабушка Тамара с пасхальным узелком. Её куличи - совсем другие. Большие, цвета полированного шифоньера, сверху украшенные лепными крестами и узорами, они были очень нарядные, но по вкусу уступали тем, что пекла баба Ксеня. Бабушке Тамаре больше удавались пирожки и торты…

Как известно, Пасха - праздник «не в числе», то есть перемещается по нашему календарю в зависимости от календаря лунного. И всё-таки я дождалась года, когда Пасха вновь совпала с моим днём рожденья. В то пасхальное утро мне исполнилось 11 лет. Вскочив с постели, я бросилась искать подарок. Но его не было ни возле кровати, ни в портфеле, ни под подушкой. Лишь на столе стояло что-то, накрытое белым платком. Я сдёрнула тонкое покрывало и остолбенела. Рядом с привычным белоголовым куличом стояло блюдо с горкой чёрной весенней земли, из которой пробились невысокие ярко-зелёные ростки. Они взошли двумя ровными большими буквами: «Х.В!». По краям блюда были выложены пасхальные яйца: лиловое, малиновое, жёлтое, бордовое, голубое, красное… Ни одного одинакового! На улице ещё лежал снег, звенели первые ручьи, а ярко-зелёное чудо на моём столе кричало миру: «Х. В!».

Наскоро одевшись, я помчалась по соседским дворам и вскоре привела домой ватагу приятелей, чтобы отпраздновать с ними свой необычный день рожденья. Когда все вдоволь налюбовались моим подарком, бабушка, которая была в то время учительницей начальных классов, предложила отгадать, что означают живые зелёные буквы. Не знал никто. Не знала и я. И тогда, разлив чай по стаканам и разрезав ароматный кулич, старая учительница рассказала юным пионерам о Предвечном Боге, ставшем на время Человеком, чтобы исцелить больное человечество от смертельного духовного недуга, чтобы избавить человеческий род от безвозвратности смерти и в день обещанного Им Второго Своего Пришествия воскресить всех когда-то умерших людей. «Христос Воскрес!» - свидетельствовали миру жёны-мироносицы, первыми узнавшие о чуде Воскресения. Из уст в уста, из поколения в поколение облетает эта благая весть земной шар. Вот и на моём детстве отпечаталось зелёными росточками овса: «Х.В!» - Христос Воскрес!

Давно уже нет на свете бабушки Ксении. Но, поминая её «за упокой» на церковных службах, я не скорблю, а наполняюсь тихой радостью. Ведь она не только верила сама, но и другим дарила свою светлую веру. И хоть семена её веры падали на почву, отравленную ядом атеизма, они не погибли, проросли годы спустя под благодатным теплом Воскресения Христова.