Город Валуйки. Исправительная колония № 7. Или «зона». В простонародье «зону» эту называют «Мелки». Из-за того, что расположена она прямо рядом с меловыми горами. И в самой колонии мел производят. А ещё про эту колонию говорят «строгач», имея в виду режим содержания. Вообще режим содержания делится на общий, строгий и особый. Вот в колонии № 7 режим содержания строгий. То есть, не забалуешь. Потому и сидят здесь заключённые за тяжкие и особо тяжкие преступления.

Своими руками делали...

Колония - объект режимный. Вход одному туда строго запрещён. Потому в своеобразную экскурсию по зоне строгого режима я отправляюсь с начальником пресс-службы УФСИН России по Белгородской области подполковником внутренней службы Андреем Деркуном. В добротном здании нас встречает заместитель начальника колонии Владимир Воротилин. Высокий, широкоплечий офицер, заметив, что мы с интересом рассматриваем старые фотографии, начинает рассказывать об истории колонии:

- Я сюда в 1993 году пришёл работать. Тогда здесь практически ничего не было. Полы, знаете, как стелили в бараках? Сами ездили в лесничество за деревом. Делали доски и стелили полы.

- А почему вдруг вы? - спрашиваю Воротилина.

- Некому больше было, - разводит он руками. - Мы и асфальт сами укладывали. Да вообще всё делали! Полностью готовили колонию к первой партии заключённых. При этом зарплату по девять-десять месяцев не получали. Тогдашний начальник колонии нас просил: «Потерпите, ребята, всё в конце концов наладится».

- И наладилось? - спрашиваю его.

- Как видите, - улыбается Владимир Петрович.

Шизо...

- Работа с осуждёнными начинается с первого дня, - рассказывает заместитель начальника колонии, - вновь прибывшие две недели находятся в карантинном отделении, где с ними беседуют представители всех заинтересованных отделов и служб колонии. За это время сотрудники узнают об уровне образования осуждённых, наличии профессии или специальности, болезнях, семейном положении, социальных связях, жизненных планах на период отбывания уголовного наказания и после освобождения...

- Что самое запомнившееся можете рассказать за последнее время? - спрашиваю сотрудника колонии.

- Самое запомнившееся? - подполковник на мгновение задумывается. - Это, наверное, когда после волнений в Ростовской зоне нам около ста заключённых оттуда передали. Полгода пришлось их перевоспитывать, применяя различные меры воздействия.

- Ну а какие можно на заключённых найти меры воздействия? - спрашиваю Воротилина. - Казалось бы, и так хуже некуда - колония строгого режима. Изоляция от общества.

- Почему же? - пожимает плечами подполковник. - Меры воздействия и здесь есть. Взять то же ШИЗО, куда попадают за злостные и неоднократные нарушения режима содержания.

- Это что?

- Штрафной изолятор. Поверьте, мало кто захочет там оказаться. Ну да вы потом, если захотите, сможете воочию увидеть, что это такое. Если коротко - то это намного более строгие условия содержания. Заключённые всё время находятся в камере, кроме полутора часов, предназначенных для прогулки.

Начальник отряда

Наконец меня знакомят с начальником отряда №3 майором внутренней службы Алексеем Иващенко Именно он меня ознакомит с работой колонии изнутри. Ещё перед знакомством с Иващенко Воротилин мне сказал:

- Основная работа с заключёнными лежит на начальниках отрядов. Впрочем, майор сам вам всё расскажет.

- Давайте я вас проведу по колонии, всё покажу, - говорит мне сотрудник учреждения. - И если у вас будут какие-либо вопросы, на них отвечу.

Я только согласно киваю. И вот мы на контрольно-пропускном пункте. Открываются одни массивные двери. Потом вторые. Мы заходим, и когда двери с металлическим лязгом захлопываются, оказываемся в тесном пространстве своеобразного «предбанника». Только отсюда можно попасть в колонию. И только отсюда можно выйти. Потому меры предосторожности здесь очень серьёзные. Сотрудник в форме, которого почти не видно через небольшое окошечко, просит наши документы и интересуется о наличии запрещённых предметов. Мне вместо паспорта дают пропуск-талон, который надо будет вернуть по выходу из колонии. А ещё через окошечко я успеваю заметить, что данные мои дежурный сотрудник записывает в журнал. Наконец все процедуры окончены, одна за другой открываются ещё две массивные двери, и мы наконец оказываемся в колонии...

Запретная зона

Вернее, сначала мне показывают в этом же здании, где находится «предбанник» комнаты для краткосрочных и длительных свиданий. И только потом уже выходим на территорию колонии. И тут же утыкаемся в высокий забор из колючей проволоки. В заборе массивная железная дверь с замком. Один из сотрудников открывает дверь, и мы проходим дальше. Впереди - массивное кирпичное здание. Справа не менее массивный забор с колючкой. И слева забор. Потому пространство строго ограничено. Очерчено камнем и колючей проволокой. Сдавлено кирпичом и бетоном.

- Сама колония разделена на две зоны - жилую и промышленную, - начинает объяснять Иващенко. - Промзона слева. А жилая зона - прямо. Но сначала посмотрим камеры штрафного изолятора.

Днём здесь не приляжешь

В здании, где расположены камеры штрафного изолятора, очень неуютно. Гулкие, давящие коридоры. Массивные железные двери со всеми тюремными атрибутами: глазком, раздаточным окошком и массивным засовом. Один из сотрудников открывает пустую камеру. В ней две пары нар, пристёгнутых замками к стенам, узкие скамейки и стол. Слева - туалет. При этом и скамейки, и стол надёжно прикручены к полу.

- Нары опускаются только в десять часов вечера, - объясняет мне Алексей Алексеевич. - И в шесть утра поднимаются на место. Так что днём здесь не приляжешь. Если кто-то из моего отряда попадает сюда, то я ежедневно сюда хожу. Посещаю провинившегося и веду с ним беседы.

- А в ШИЗО вы его определяете?

- Нет, что вы, - майор отрицательно качает головой. - Сюда заключённого определяет специальная комиссия под председательством начальника колонии. Я составляю характеризующие осуждённого документы, комиссия опрашивает его и определяет степень вины. А начальник уже выносит постановление.

Дежурка

Из здания ШИЗО движемся назад сквозь заборы и двери. И подходим к зданию «дежурки».

- Именно отсюда начинается мой рабочий день, - рассказывает начальник отряда. - Здесь я узнаю обо всём, что случилось. Беру оперативную сводку. Смотрю журнал. В этом же здании находится КПП, через которое осуждённые переходят из промзоны в жилую. Здесь же находятся кабинеты оперативных работников и отдела безопасности. Здесь заседает комиссия, определяющая осуждённым меры наказания. Я через это здание за день по сто раз пробегаю. Из промзоны в жилую провожу заключённых из своего отряда. Если кого-то надо опросить, опять же прохожу здесь. Из основного здания в колонию и так далее.

Навроде няньки

- А сколько у вас заключённых в отряде?

- Сто девяносто четыре. И всех надо знать. Все вопросы решать, будь то вопросы по свиданию, по посылке либо по условно-досрочному освобождению. Решает, конечно, суд, но представление на УДО пишем мы. При этом у меня куча специальных журналов и документов, где я отмечаю все поощрения и наказания. Возраст. Статью. Срок. Всё это отслеживаю. Решаю проблемы, если вдруг они возникают по работе. Внутренние конфликты. Связываюсь с семьями осуждённых. Если тем, кто отбывает срок, некуда пойти, то договариваюсь с центром временного содержания и центром занятости. Короче, решаю практически все вопросы, которые возникают у заключённых. То есть, я для них и папа, и мама, и брат в одном флаконе.

- Навроде няньки? - уточняю я.

- Навроде няньки, - соглашается Иващенко.

Бараки похожи на казармы

По жилой зоне раскиданы двухэтажные бараки, опоясанные железными заборами.

- Из «локалки» заключённым выходить без разрешения запрещено, - говорит майор.

- А что такое «локалка»? - спрашиваю его.

- Это локальная территория, огороженная возле барака. Типа небольшого дворика.

Справа вижу волейбольную площадку.

- Здесь и в волейбол играют? - спрашиваю сотрудника администрации.

- Каждые выходные, - кивает Иващенко. - Или отряд на отряд, или команды из одного отряда друг против друга сражаются.

Заходим в огромное здание столовой. Столовая эта почти ничем не отличается от армейской. Той, которую запомнил я. Те же столики. Та же раздача. Те же подносы. Да и бараки очень сильно похожи на казармы. Двухъярусные кровати. Прикроватные тумбочки. Бытовка. Только вместо «ленинской комнаты» - комната воспитательной работы. Да вместо кабинета «ротного» - кабинет начальника отряда. Вот и все отличия, если не считать забора вокруг отрядного здания.

Главное - воспитание

Заходим в барак третьего отряда. Поднимаемся на второй этаж, и Иващенко показывает расположение комнат и кабинетов. Заходим в его рабочий кабинет.

- Вот здесь я работаю, - говорит «отрядный». - Принимаю осуждённых своего отряда. Заполняю документы и формуляры. Вот, видите?
И показывает на своём компьютере журнал, где указаны имена, фамилии и отчества всех осуждённых. Годы рождения и статьи. Сроки, поощрения и наказания. Образование и семейное положение. Здесь же журнал дисциплинарных взысканий и дневник воспитательной работы. И многое другое.

- Основной упор, конечно, делается на воспитательные беседы, - рассказывает майор. - Я за день с половиной осуждённых своего отряда успеваю пообщаться. Кроме того, постоянно вызываю по одному для отдельных бесед минимум раз в месяц каждого. Общаюсь с родственниками и объясняю, что нужно поддержать сейчас осуждённого, чтобы он не озлобился, не замкнулся в себе.

Алексеич

Разговариваю с одним из заключённых. Тридцатидевятилетний Владимир срок получил огромный - больше двадцати лет. Из них пятнадцать с небольшим отбыл. Судим по двум статьям: 105 УК РФ «Убийство» и 222 УК РФ «Незаконные приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия, его основных частей, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств». Владимир про «отрядного» сказал сразу:

- Хороший человек. Ничего не скажу. Тяжело ему с нами.

- Ну, а как можете охарактеризовать своего начальника отряда?

- Как? Только положительно. К нему с любым вопросом можно подойти. Всегда выслушает. Всегда вникнет. Подскажет. Поможет.

- А называете как? Гражданин начальник?

- Принято так по уставу. Но между собой называем «Алексеич».

Нужно быть всеми сразу

В отряде Иващенко основной контингент отбывает срок по тяжким статьям - за убийство, умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, незаконные приобретение, перевозка, хранение наркотиков, плюс изнасилования и кражи. Тем более ценно их уважительное отношение к своему начальнику отряда.

- Как добиться такого уважения? - спрашиваю Алексея Алексеевича.

- Не знаю, - пожимает плечами «отрядник», - Наверное, просто вообще об этом поменьше думать и делать свою работу.

- Ну, а в чём работа эта заключается? Если самое главное выделить?

- В чём? Во многом. Во-первых, нужно каждого понять. С каждым найти общий язык, будь он академик или наркозависимый с тремя классами образования. И нужно быть юристом, психологом, педагогом, воспитателем и экономистом в одном лице, потому как решать приходится самые разные вопросы. И финансовые в том числе.

Никто не заставлял

Когда наконец-то выходим «на волю», в прямом смысле этого слова, даже дышать становится легче. Колония со своими заборами, замками и колючкой ощущения вызывает не самые приятные. Даже с учётом того, что знаешь - выйти ты сможешь в любой момент. А что ощущают находящиеся там осуждённые - даже подумать страшно. Хотя, с другой стороны, никто насильно их не заставлял совершать тяжкие преступления.