Адрес для этого репортажа я нашёл на ярмарке «Медовый Спас». Она состоялась в Белгороде на прошлой неделе. Пошёл туда прикупить мёду, и уже через день отправился в командировку в Ивнянский район знакомиться с простыми и трудолюбивыми людьми. Они ничем не знамениты, если мерить их жизнь наградой, должностью или выдающимся достижением. Они просто живут, не требуя у государства ни льгот, ни привилегий - ничего, кроме права свободно трудиться на родной земле. Именно такими людьми, я уверен, и крепка наша Россия.

Ложка мёда

- Обязательно попробуйте наш мёд! - не выговаривая «р», зазывал мальчишка лет тринадцати спешащих в «Белэкспоцентр» на медовую ярмарку белгородцев. - Наша палатка четвёртая справа, мёд из Прохоровского района! - задорно кричал подросток.

Я зашёл в зал и первое, что почувствовал, - запах церкви. Нет, пахло воском, но первая ассоциация была именно такая. А ещё - эта медовая ярмарка не была похожа на обычный базарный день, в который принято громко торговаться, в голос обижаться на продавца или покупателя и следить за тем, чтобы не обвесили. Другая была ярмарка - добрая. Может быть, из-за того, что пахло церковью?

В «Белэкспоцентре» было много людей. Одни из разноцветных шатров, украшенных цветами и поролоновыми пчёлами, предлагали мёд со своих пасек. Другие неспешно рассматривали выставленные на прилавки соты и бочонки с мёдом, слушали рассказы пасечников об исключительных вкусовых качествах и пользе только их мёда и с удовольствием угощались предложенной ложкой сладкого продукта.

Прогуливаясь по ярмарке, я вдыхал здоровый аромат и наблюдал, как по-разному люди продают товар. Вот за прилавком в ярком, стилизованном под русскую старину, наряде девушка предлагает мёд. Шутки и прибаутки, зазывалки разные выкрикивает, мёд нахваливает. Но не её это мёд, нет у неё пасеки. Она просто хороший продавец. А в другой палатке загорелый мужчина нарезает в тазик соты. Делает он это размеренно и основательно. Молча. Покупатели стоят - ждут. Когда соты были нарезаны, он каждому, кто терпеливо ждал, выдал по кусочку, и пока те ели - рассказывал, как пчёлы мёд делают да с каких цветов пыльцу несут в улей, да как пасечник мёд собирает уже от пчёл. И не надо было ему прибауток, чтобы продать мёд. Вот это настоящий хозяин пасеки.

А ещё на ярмарке я познакомился с Михаилом Николаевичем Шаповаловым. Он работает в управлении сельского хозяйства администрации Ивнянского района - начальником отдела развития малых форм хозяйствования на селе. Михаил Николаевич приехал на медовую ярмарку с пасечниками своего района. Разговорились, и он с такой любовью рассказывал о районе, что мне захотелось туда съездить.

- Я вас познакомлю с пасечником Терентьичем. Мировой дед! - пообещал Михаил Николаевич.

Через день я уже ехал в Ивнянский район, на хутор Хомутцы - к Николаю Терентьевичу Мазневу.

Заречка

От федеральной дороги «Крым» с её вереницей машин, придорожными ларьками, магазинами, стихийными торговцами и инспекторами ГИБДД до посёлка Ивня - километров двадцать в глубь полей. Здесь уже тихо и жизнь размеренная.

Через Песчаное и Самарино мы добрались до хутора Хомутцы, где живут, по словам Михаила Шаповалова, шестьсот человек. Машина проехала через хутор и остановилась на широком зелёном от травы и шумном от пасущихся гусей лугу.

- Дальше пешком, - сказал Михаил Николаевич. - Вон там, - указал он куда-то за деревья и камыши, - живёт Терентьич. К нему только по мосту через заводь пройти можно.

Мост через заводь представляет собой настил из разномастного полусгнившего горбыля на таких же серых и рассохшихся сваях. Кое-где мост нырял под воду.

- Это наше больное место, - перескакивая с доски на доску и балансируя над дырами между ними, комментировал Михаил Шаповалов. - Мы, вроде, и про деньги на новый мост договорились, да Николай Терентьевич, к которому сейчас пробираемся, не особо-то и хочет мосты с цивилизацией наводить.

Наконец мы ступили на твёрдую землю. Это был остров посреди реки Псёл.

- И где же наш пасечник? - поинтересовался я.

- Сейчас пешочком, потом ещё один мосток, и будем на месте, - ответил Михаил Николаевич.

Остров, по которому мы шли, когда-то был одной из улиц хутора Хомутцы под названием Заречка, но лет сорок назад её стало затапливать поднявшейся водой. Люди ушли, дома разрушились, и теперь об усадьбах напоминают только старые плодовые деревья, некогда высаженные по периметрам теперь не существующих дворов, да входы в подвалы, заросшие травой в человеческий рост.

Но эта грустная картина была разбавлена яркими, сочными красками зелёного луга, шумящим под напором ветра камышом, длинноногим
аистом, который таскал из сырой травы зазевавшихся лягушек да беспокойным стадом жирных гусей и лениво пасущимися коровами.
Второй мост, стоящий прямо в камышах, оказался короче, но такой же кривой и шаткий. Упирается он в тропинку, которая ведёт на бугор и заканчивается старым со стенами, обложенными шифером, домом Николая Мазнева.

Хозяин «бугра»

Высокий, худощавый, седой, в рубахе под цвет своих волос и синих брюках, хозяин встретил нас у калитки.

- И что же, - улыбнувшись, спросил нас Николай Терентьевич, - вы мостик сами перешли? Ну, тогда вам надо медаль вручить. Не каждый осмелится по тому мостику пройти, - констатировал хозяин.

На «бугре», а именно так Николай Терентьевич называет своё хозяйство, остались лишь два жилых дома, несколько сараев да полуразрушенная мазанка. Чуть вдали, за перелеском, виднелись крыши добротных домов.

- А что это за село? - спросил я хозяина «бугра».

- Это соседи мои, село Шмарёво. Они уже за границей, в Курской области, - объяснил Николай Терентьевич.

В дом прошли через небольшой двор с парой сараев, собачьей будкой и десятком индюшек под предводительством толстого, напыщенного индюка. Дом внутри оказался совсем крошечным. Прихожая, в которой с трудом разминутся два взрослых человека, маленькая кухонька с дровяной печкой и жилая комната с двумя железными кроватями, старым диваном и японским телевизором на столе у окна. Стены побелены, а по невысокому потолку протянулась деревянная балка.

Хозяйка Лидия Ивановна хлопотала на кухне, и через некоторое время оттуда донёсся запах свежевыпеченных оладушков.

- Николай Терентьевич, а газ в доме есть?

- Газ в баллоне привожу, есть электричество и вода в колодце, а дом печкой дровяной топлю.

- Вы местный?

- Да, я здесь родился, в этом доме. В Хомутцах окончил школу, ушёл в армию, отслужил три года на Северном флоте, а потом работал в Белгороде на заводе. Там вот и познакомился с Лидией Ивановной. А в отцовский дом вернулся в 2002 году. Со здоровьем неважно стало, работать на заводе уже не мог. С того времени и крестьянствую.

- А дети у вас есть?

- А как же. Лена и Саша, они в Белгороде живут и работают.

- Насколько я знаю, вы откармливали свиней?

- Было дело. Я ещё и бычков откармливал, и свиней держал, пока проблемы с африканской чумой не начались. Мы с Лидией Ивановной подумали, взвесили все «за» и «против», да и отказались от свиней. Сейчас у меня девять ульев - мёд качаю…

Во время разговора Николай Мазнев часто улыбался и в такие моменты становился похож на лесовичка дядюшку Ау из старого доброго советского мультика.

- Много ли мёда получаете?

- С девяти ульев накачал пять бидонов по пятьдесят литров каждый. Три бидона спокойно могу продать, оставшихся на хозяйство хватит с головой.

- А кроме пчёл, какую живность держите?

- Корова есть, индюшки и собака Дунька.

Неунывающий хозяин «бугра» показал нам огород с рядами крепких вилков капусты и арбузами. И, конечно же, свою пасеку.

- Я уже мёд выкачал, - объяснил Николай Мазнев, - а сейчас готовлю улики к зиме - утеплять буду.

Он открыл улей, из него донеслось недовольное жужжание потревоженных пчёл.

- Терентьич, - обратился к Николаю Мазневу сопровождавший меня Михаил Шаповалов, - а ты расскажи о своей идее заняться сельским туризмом.

- Да какой туризм, - ответил Терентьич, - хлопотное это занятие…

Хозяйка дома Лидия Ивановна пригласила нас на оладьи с мёдом.

- Странно, - рассуждал Михаил Николаевич, пока мы шли со двора в дом, - Николай же сам ко мне приезжал с идеей развития сельского туризма. План даже показывал: лодки купить, лошадей, чтобы туристов возить. Что-то здесь не так, - подытожил Шаповалов.

Чуть позже Лидия Ивановна объяснила нам, что было «не так»:

- Стесняется Николай рассказывать о ещё не воплощённой идее, сглазить боится…

Зато о красоте своей малой родины Николай Терентьевич говорил с удовольствием:

- Рыбалка у меня здесь хорошая. Лещ, щука, линь, карась, плотва, окунь есть. Недавно сомы заходить стали. Природа шикарная. Вечером выйдешь - тишина, аж в ушах звенит…

Когда мы с Шаповаловым возвращались «на материк» по уже знакомым мосткам, они почему-то уже не казались мне сильно кривыми и рассохшимися...

Будем жить

По дороге обратно в Ивню Михаил Шаповалов рассказывал, как в районе относятся к желанию людей заняться крестьянским хозяйством.

- Мы поддерживаем любую здравую инициативу, помогаем собрать и оформить документы, составить бизнес-план, получить кредит, - говорил он. - Сейчас реализуем несколько программ поддержки крестьянско-фермерских хозяйств. Было бы у людей желание.

- Михаил Николаевич, люди, наверное, много потеряли, когда им пришлось отказаться от выращивания в своих хозяйствах свиней?

- Если потери и были, то невеликие. Дело в том, что в нашем районе не было крупных частных откормочных хозяйств. Десять-двадцать голов свиней - максимум на самых крупных подворьях. Кстати, в Ольховатке есть семья, которая отказалась от откорма свиней по программе перехода на альтернативные виды занятости.

И мы поехали в Ольховатку. Алексей и Наталья Верентиновы живут в одноэтажном доме на крайней, без асфальта, улице села.

- Видели в начале улицы большую кучу щебня? - обратился ко мне Алексей. - Это завезли, чтобы дорогу нам замостить. Но уж больно долго делают, - посетовал он.

Алексею Верентинову 33 года, Наталье - 29. У них двое проворных мальчишек Лёша восьми лет и Максим - четырёх. Со дня на день у ребят появится ещё один братик.

Напротив дома, в кустах, стоит старая белая ВАЗовская «пятёрка» - кабриолет.

- Это кто же так машину модернизировал? - поинтересовался я.

- Да я крышу срезал, чтобы сено удобно возить было. Трактора ведь пока нет, - смущённо ответил хозяин дома.

Чуть в стороне от дороги, за изгородью, на которой висело овечье руно, важно ходили гуси, а рядом возвышалась сколоченная из досок кошара с овцами.

- Я вижу, вы шерсть сушите. Сдаёте, наверное? - поинтересовался я.

- Нет, просто висит. Шерсть в таких объёмах, как у нас, не принимают. Да и шкуры тоже.

- Выбрасываете?

- Нет. Шерстью утепляю на зиму стены и крышу кошары.

Мы подошли к овцам.

- У нас их сорок голов. В конце июля из-за африканской чумы пришлось продать и свиней, вот на эти деньги купили полукурдючных и романовских овец, - рассказал Алексей

- И почём сейчас баранина?

- Мы продаём по 200 рублей за килограмм. Сбыт, правда, пока не очень налажен. В основном мясо берут знакомые из Белгорода.

- А кого легче выращивать - свиней или овец?

- Всё требует заботы, но я считаю, что свиней выращивать было легче. Им дал корма, налил воды - и всё. А овец надо пасти, заготавливать им на зиму корм. Вот видите, - Алексей махнул рукой на большой стог сена, - и ещё надо, как минимум, три раза по столько же. А где его накосить? Выделили нам почти пять гектаров пастбища, но этого мало, - объяснил овцевод.

- Тяжело было расставаться со свиньями?

- Конечно. Мы ведь многие годы их держали. Но не унываем. Подали документы на получение гранта для подсобного хозяйства. Будем участвовать в программе «Семейные фермы Белогорья». Прорвёмся!

- У вас ещё какая-то живность есть?

- Тёлочка Майка, гусей сотня, голуби и куры, - ответила Наталья Верентинова.

- Наталья, это единственный источник дохода вашей семьи или ещё где-то работаете?

- Только своё хозяйство.

- А каким вы видите своё будущее?

- (Задумалась). Будем выращивать овец и гусей, расширять хозяйство, растить наших мальчиков. Будем жить…