За развитием ситуации на Украине белгородцы следят с особой тревогой, у многих в соседней стране живут родные и друзья. Сейчас же раскол прошёл не только по земле, но и по семьям, сердцам людей с обеих сторон. И поэтому главный вопрос на сегодня: удастся ли в будущем восстановить добрососедские отношения между жителями двух стран?
Неоправданная паника
- Юрий Васильевич, стала ли для вас неожиданностью специальная военная операция на Украине?
- Шоком для меня, как, наверное, и для многих белгородцев, это не стало. Ситуация с каждым годом нагнеталась. На политическом уровне всё больше появлялось поводов для противопоставления русских и украинцев. Постепенно ужесточался режим пересечения границы: сначала отменили электрички между Белгородом и Харьковом, потом перестали пускать туда наших мужчин призывного возраста, сократили количество пассажирских поездов, а потом и вовсе их отменили. Всё свидетельствовало о том, что ничем хорошим это не кончится. И все эти эшелоны, колонны с военной техникой, двигавшиеся в сторону границы в последнее время, - все мы их видели. Удивило меня другое…
- Что именно?
- Я не понимаю той паники, которая появилась у многих моих земляков после событий утра 24 февраля. Это сметание продуктов с полок магазинов и билетов на поезда в Москву и Санкт-Петербург. Куда и от чего люди пытались бежать? Да, я понимаю тревогу женщин, которые в первую очередь беспокоились о детях. Но мужчины! Они же в большинстве своём служили! Неужели забыли прописные армейские истины?
Например, я, услышав утром канонаду, первым делом включил телевизор и компьютер, послушал новости. Из них сразу стало ясно: боевые действия идут не на нашей территории. Да, несколько снарядов залетели к нам с той стороны, но это единичные случаи. Из-за них и развилась паника. Но она необоснованная. В первых же сообщениях подчёркивалось: на границе боевых столкновений нет, и украинские пограничники практически не оказывают сопротивления. Вот в начале Великой Отечественной войны повод для паники действительно был: враг пришёл на нашу землю, начал нас бомбить, танки и пехота очень быстро продвигались по тогда ещё нашей общей земле.
Я не сомневаюсь в том, что, если бы было что-то серьёзное, какая-то угроза для населения, нас бы обязательно предупредили. Для этого существует служба оповещения МЧС.
- Люди испугались самолётов и вертолётов, которые очень активно начали летать.
- А ничего, что это наши вертолёты и истребители? И в небе они находятся для того, чтобы никаких других там не было. Ведь это наша армия ведёт специальную военную операцию. И в ней в том числе служат наши земляки, белгородцы. Поэтому нельзя в ходе военных действий хаять и бросать камни в свою армию. В целом армия - понятие абстрактное, но люди в ней наши, для многих родные и близкие.
- Юрий Васильевич, у многих, наверное, сработала генетическая память жителей порубежья, заселявших Белгородскую черту. Ведь они первыми принимали на себя удар.
- Да, это так. Всегда были наготове, как бы мы сейчас сказали, тревожные чемоданы. Но для женщин и детей, а не для мужчин. Ведь в первую очередь здесь селились люди не робкого десятка. Можно сказать, что в чём-то авантюристичные, искавшие возможности померяться силами. И оружие у них всегда было под рукой, наготове.
А по нынешним событиям так скажу: мы, жители пограничной территории, даже более защищены. Здесь у нас большая концентрация силовых структур, а наши органы безопасности больше насторожены, чем в той же столице и других регионах. Но людям нашим тоже надо быть более бдительными, осторожными и внимательными. Например, обращать внимание на бесхозные сумки в общественном транспорте, нестандартное поведение людей.
Информация как оружие
— Проблема, как мне кажется, ещё и в недостатке достоверной информации о происходящем. А запрос на неё у людей сейчас очень высок.
— Да, мы привыкли к тому, что нам надо всё от и до разложить по полочкам. Но нужна ли эта правда, этот натурализм людям на самом деле? Военная операция в любом случае — это страшно: это кровь, смерти. С другой стороны, армия должна выполнять поставленную задачу, и с этим связана определённая секретность. Зачем противнику знать, какие силы сосредоточены в каждой из наших группировок? Ведь слушают же нас очень внимательно на той стороне — я в этом уверен. Поэтому информация подаётся очень осторожно и дозированно. Заметьте, о потерях сказали только на пятый день операции. Опять вспомним Великую Отечественную войну. Сов­информбюро работало по тому же принципу: оно никогда не говорило о потерях. О них начали сообщать только после войны. Говорилось: «Честь и слава воинам, отдавшим жизнь за свободу и независимость нашей Родины». О жестокости конкретно упоминалось в рассказах о зверствах оккупантов, но это совсем не те потери, не потери армии.
Естественно, раз боевые действия ведутся, кто-то в них и гибнет. А информация об этом даётся дозированно, в том числе чтобы не раскрывать всех планов. Кроме того, в наших группировках, если вы заметили, нет военных корреспондентов. Они есть только в войсках ДНР и ЛНР.
Конечно, сейчас многие обсуждают ситуацию «на кухнях». Мы рассуждаем в разговорах со знакомыми, друзьями, на улице. Но обычные люди не обладают всей полнотой информации, которая есть у руководства страны. К тому же не каждый может правильно сформулировать свои мысли, особенно находясь в стрессовом состоянии. Так и множатся слухи, домыслы и фейки.
— Как показывает жизнь, много информации, особенно непроверенной, — тоже плохо. Сейчас жители нашей страны, в том числе и белгородцы, столкнулись с информационно-психологической войной. По Белгороду прокатилась волна ложных минирований, какие-то вандалы разбили мемориальную табличку на памятнике в честь героев Курской битвы. Как по-вашему, это звенья одной цепи?
— Воевать с памятниками — последнее дело. И самое страшное, что люди, которые это делают, считают себя правыми. В нашей стране всегда, во все исторические эпохи, была часть общества, которая не приемлет власть и общественное мнение. Открыто выступить против она боится, потому что знает, чем это чревато. В итоге это неприятие выплёскивается в виде войны с памятью и памятниками. Что же касается информационного терроризма, его цель — посеять панику, а потом сидеть дома и тихо похихикивать над организованным переполохом.
Сценарий украинского нацизма
— Юрий Васильевич, у многих белгородцев на Украине есть родные и друзья. Наши люди, особенно живущие в приграничных сёлах, никогда не чувствовали украинцев чужими. Наверное, это ощущение опять же идёт из глубины веков, когда представители наших народов заселяли эту землю.
— Да, генетически мы ощущаем это родство. Оно выросло из событий XVII века, когда образовалась Белгородская черта, были выстроены крепости по этой линии, и под их защитой начали селиться люди — причём не только из Центральных районов России, но и переселенцы из подконтрольной тогда Речи Посполитой, части нынешней Украины. И даже в начале XX века население, которое жило ближе к Харькову, Сумам, в той же Екатеринославской губернии (Екатеринослав — ныне Днепр. — Прим. авт.), называло себя не украинцами, а малороссами. Само определение «украинцы» в документах того времени не встречается. А нынешние русские тогда назывались великороссами. И вот здесь у нас, на стыке двух очень близких славянских народов, формировалась общая культура: смешивались кулинарные традиции, язык. Отсюда, например, на Белгородчине появилась традиция на старый Новый год готовить вареники — это типично малороссийское блюдо. А люди в приграничных сёлах говорят на суржике, являющемся смесью украинского и русского языков.
— И как же так вышло, что всё это — общую культуру, традиции, многолетние дружеские и родственные отношения — так легко и быстро смог победить национализм?
— Знаете, если каждый день с утра до вечера по телевидению и радио слушать о том, какой великий украинский народ, что он был тогда, когда русских и близко не было, и что чуть ли не Чёрное море украинцы выкопали. Это всё следствие очень активной пропаганды и агитации. И началась она гораздо раньше 2014 года. Националистические идеи стали распространяться на территории Малороссии ещё в конце XIX века. Это так называемое возрождение национальных чувств поддерживало и социал-демократическое движение. А Западная Украина по большей части тогда была под властью Австро-Венгрии, которая культивировала там ростки национализма в пику Российской империи, с которой планировалась война.
Всё это делалось для того, чтобы стравить один, по сути, народ, живший по разные стороны границы. Затем в 1918 году, когда существовала Украинская Народная Республика, часть Грайворонского, Белгородского и Валуйского уездов присоединили к Харьковской и Сумской губерниям. А сам Белгород в 1918 году полгода был под немецко-гайдамацкой оккупацией. Да и при советской власти тоже начудили: вспомним украинизацию Белгородчины, которая продолжалась с начала 20-х до начала 30-х годов. Тогда ведь весь документооборот вёлся только на украинском языке. Потом случилась Великая Отечественная война, во время которой немецких оккупантов на Западной Украине хлебом-солью встречали. И не только на Западной.
Всё это наложило свой отпечаток и способствовало проявлению националистических черт. Ну а когда в начале 1990-х появилась независимая Украина, она начала искать, на чём строить свою государственность. А её без идео­логии никак не построишь. Тут и пригодился национализм.
Мосты между душами и умами
— Юрий Васильевич, военная операция на Украине рано или поздно закончится, но пропасть между народами останется. Сможем ли мы когда-нибудь её преодолеть и сколько времени по-вашему на это понадобится?
— Да, военную операцию провести легче, чем вправить людям мозги. На это уйдут годы. Ведь национализм насаждался на Украине не 30 лет. В конце 1940-х годов его загнали в подполье, но он ведь не исчез совсем и в 1980-е снова поднял голову. А когда Украина стала самостоятельным государством, прогрессировал особенно активно.
Обратный процесс может занять десятилетия: возможно, должно смениться не одно поколение. Родственные отношения восстановятся быстрее всего, но тоже не за день и не за два. Постепенно будут налаживаться и теплеть приграничные отношения. Когда горячая фаза противостояния закончится, на первый план выйдет экономика — она и будет двигать политикой.
— А мы, белгородцы, сможем со своей стороны чем-то помочь этому процессу?
— Нам нужно будет восстановить те культурные и научные связи, которые были у Белгородской области с соседними областями Украины. Это, например, совместный проект по изучению порубежной истории, этнографии и традиций — «Слобожанщина». Когда-то к нам на фестиваль «Хотмыжская осень» приезжали украинские коллективы, и их у нас хорошо принимали. Через такие фестивали и надо находить точки соприкосновения. Нужно больше совместных проектов по линии нау­ки и культуры — это будут прочные мостики между душами и умами людей в двух странах.
— Но пока люди растеряны, как будто почва ушла из-под ног. Многие не понимают, как себя вести, что делать.
— Мне кажется, нам всем надо прежде всего оставаться собой, не стремиться измениться под давлением ситуации. Нужно делать то, что делал раньше. Жить по тем нравственным понятиям, по которым жил, искать опору в своих корнях: семье, родных и близких людях. Сохранять свой маленький мир внутри большого мира — спокойствие, как и паника, тоже заразно. Жизнь ведь не остановилась. Опять же, если обратиться к истории: каждое потрясение, которое переживала наша страна, не откладывало в сторону любовь. И дети продолжали рождаться — жизнь шла своим чередом. Поэтому не надо придумывать ничего лишнего, паниковать. Нужно просто жить и оставаться полезными на своём месте.