10 февраля (29 января по старому стилю) - печальная дата в российской истории. В этот день 176 лет назад завершилось земное бытие великого поэта земли русской Александра Сергеевича Пушкина, но его поэтический гений, его слава бессмертны. Было ему всего 37 лет. Поэт умер в Санкт-Петербурге, в своей последней квартире на Мойке, д.12 после трагической дуэли с Дантесом на Чёрной речке. С тех пор эта скорбная дата стала Днём памяти Александра Сергеевича Пушкина.

В Белгороде годовщину смерти А.С.Пушкина отметили панихидой в Преображенском соборе, книжной выставкой в Пушкинской библиотеке «Потух огонь на алтаре...» и вечером памяти, в котором приняли участие литераторы, краеведы, члены пушкинского общества и все те, кому дорого творчество поэта.

Объяснять, кто такой Пушкин, в России надобности нет. А вот его убийца Дантес вызывает много вопросов. На некоторые из них вы найдёте ответ в нашей сегодняшней публикации. Это сокращённый вариант статьи литературоведа, библиографа, историка книги, члена-корреспондента АН СССР Павла Наумовича БЕРКОВА (1896-1969), полностью опубликованной в № 6 российского журнала «Слово» за 1990 год. Пусть вас, читатель, не смущает эта дата - за минувшие с тех пор 22 года статья нисколько не утратила своей актуальности. Почему так? А вот прочтите - и узнаете.

Одно из самых ранних моих воспоминаний относится к тому времени, когда мне было четыре-пять лет. Помню, я сидел на окне и рассматривал книгу, которая успела уже стать моей любимой, - однотомное издание произведений Пушкина с иллюстрациями. Многие стихотворные отрывки из сказок и «Евгения Онегина» («Зима! Крестьянин, торжествуя...») я знал уже наизусть и особенно любил рассматривать иллюстрации к сказкам. В тот день моё внимание привлекла репродукция картины А.А.Наумова «Дуэль Пушкина». По моей просьбе мать (в доступной, конечно, моему детскому пониманию форме) разъяснила мне смысл картины; рассказ её заставил меня горько плакать, и с этого дня я страстно возненавидел Дантеса.

Когда я подрос и стал много читать, меня особенно интересовала биография Дантеса. Мне хотелось узнать, что стало с убийцей Пушкина после его высылки из России, как сложилась его дальнейшая судьба, виделся ли он потом с кем-либо из людей, связанных с дуэлью, и т. д. Ни в энциклопедиях, ни в популярной пушкиноведческой литературе ответа на эти вопросы я не находил.

Лишь около 1917 года в мои руки попала книга П.Е.Щёголева «Дуэль и смерть Пушкина», которая дала ответ на некоторые интересовавшие меня вопросы. В ней была помещена статья внука Дантеса - Луи Метмана: «Жорж Шарль Дантес. Биографический очерк»...

Как и следовало ожидать, это была благонамеренная и почти панегирическая биография, ловко сглаживающая все острые углы жизненного пути Дантеса-Геккерна. Из неё, не зная других источников, можно было бы составить о Дантесе представление как об одном из замечательных политических и финансовых деятелей Франции второй половины XIX века, которыми должна гордиться их родина...

Так, вероятно, и остались бы некоторые моменты биографии Дантеса для меня неясными, если бы случайно не попалась в мои руки незадолго до Великой Отечественной войны подборка газетных вырезок. Её составитель на протяжении тридцати с лишним лет собирал газетные статьи и заметки, посвящённые убийце Пушкина.

Это была небольшого размера, довольно толстая самодельная тетрадь из плотной белой бумаги, в красной обложке из ещё более плотной бумаги; в ней были тщательно наклеены в один столбец вырезки из разных газет с 1880 по 1912 год с точным указанием, в какой газете и когда была напечатана та или иная статья или заметка.

На первой странице было чётким, красивым почерком конца XIX века написано: «Убийца Пушкина. Судьба Ж.Дантеса и его семьи». В нескольких, очень немногих местах тетради тем же почерком были сделаны приписки. По ним и по всему подобранному материалу можно было предположить, что составитель тетради имел намерение обработать накопленные сведения в форме статьи. То обстоятельство, что последняя вырезка сделана была из газеты «Раннее утро» от 15 марта 1912 года и что книга П.Е.Щёголева с подробной статьёй Луи Метмана о Дантесе вышла через несколько лет, даёт некоторое основание предполагать, что составитель сборника вырезок, познакомившись с книгой Щёголева, отказался от своего многолетнего замысла. Впрочем, может быть, эти факты и не связаны.

Прочитав эти газетные вырезки, я пришёл к выводу, что, несмотря на то, что исследователи уделили довольно много внимания Дантесу, собранные неизвестным лицом материалы и сделанные им приписки представляют всё же интерес, так как содержат некоторые факты, неизвестные в литературе об убийце Пушкина.

Естественно, у меня возникла мысль привести в порядок эти материалы и написать на их основе статью, но другие работы постоянно отвлекали меня, и замысел мой остался до сих пор неосуществлённым.
Сейчас мне кажется более целесообразным перепечатать все эти газетные вырезки в том виде, в каком они находятся в знакомой мне тетради, - может быть, кое-где сократив их, - вместе с приписками её составителя и отдельными моими замечаниями. Приписки неизвестного составителя я специально оговариваю.

Первая статья была помещена в июне 1880 года в московской газете «Русский курьер» вскоре после знаменитых пушкинских торжеств в связи с открытием в Москве памятника поэту. Это была корреспонденция постоянного парижского сотрудника данной газеты, человека, достаточно осведомлённого, как можно судить по другим его статьям, но здесь допустившего ряд неточностей.

«В то время, как в России празднуется открытие памятника отцу нашей новейшей литературы, читателям «Русского курьера», быть может, будет небезынтересно знать кое-какие подробности о том, кто лишил нас великого поэта.

Дантес-Геккерн жив до сих пор и живёт постоянно в Париже на Елисейских полях. И не только он жив, но даже его отец, бывший министр при Луи-Филиппе, благополучно здравствует, хотя ему теперь не меньше, вероятно, девяноста шести лет. По возвращении из России Дантес-Геккерн оставался в неизвестности до 2 декабря 1851 года, когда он поступил на службу к Наполеону III. Признательный авантюрист наградил его за это чином сенатора с 60 000 франков жалованья в год. Он - тот самый Геккерн, о котором так нехорошо говорит Виктор Гюго в своих Chatiments, Дантес-Геккерн был женат, как известно, на Екатерине Николаевне Гончаровой, сестре Натальи, жены А.С.Пушкина. От этого брака родились три дочери и один сын. Одна из этих дочерей вышла замуж за Вандаля, директора почт при империи, и главным образом директора так называемого чёрного кабинета, чем он и приобрёл себе печальную известность во всей Франции. Другая дочь замужем за бонапартовским же генералом Метманом, а третья - душевно больная уже в течение десяти лет».

В этой статье слова, начиная от «а третья» и до конца, обведены красными чернилами, и рядом с ними сделана приписка составителя подборки: «Её звали Леония-Шарлота. Она была влюблена в Пушкина. Действительно, в одной из дальнейших статей в красной тетради, в корреспонденции «Нового времени» за 1899 год, оказались поразительно интересные сведения о третьей дочери Дантеса, которые читатель найдёт в соответствующем месте.

Вторая вырезка была взята из статьи М.Загуляева «Убийца Пушкина» («Новое время», 1887, 14 января, № 3907). Статья эта была помещена в связи с предстоявшим 50-летием со дня гибели поэта.

Рядом с фамилией М.А.Загуляева есть приписка составителя: «Беспардонный лгун и хвастун!» М.А.Загуляев (1834-1900) - буржуазный журналист, известный в своё время в качестве поставщика сенсаций, чаще всего выдуманных им самим. Статья его «Убийца Пушкина» - один из образцов необузданной фантазии или же патологической лжи, которые вообще были присущи этому представителю тогдашней русской прессы.

«Убийцу Пушкина ошибочно считают французом по происхождению. Побочный сын голландского посланника, барона ван-Геккерна и неизвестной матери, Дантес был принят в русскую военную службу в качестве голландца, по протекции, как уверяли, покойной голландской королевы Анны Павловны. Выросши в кружках, близких к Пушкину, я слышал не раз от людей, сведущих в тогдашней великосветской хронике Петербурга, что имя «Дантеса» было именем кормилицы ребёнка, каталонки по происхождению, выдававшей себя за его мать. Действительною же матерью многие считают голландскую королеву Гортензию, родительницу Наполеона III, так что Дантес приходился бы по этому толкованию единоутробным братом известному герцогу де Морни.

Право французского гражданства Дантес, уже усыновлённый бароном ван-Геккерном, получил только при Второй империи и вскоре после этого был сделан сенатором.

Позднее он был членом Национального собрания 1870 года, и мне лично довелось быть свидетелем, как на него с отвращением указывали многие французы, называя этого бонапартиста «убийцею Пушкина».

В 1873 году, весною, такая выходка заставила барона Геккерна поспешно ускользнуть из вагона версальской железной дороги, в котором поместился я в компании с двумя членами Национального собрания».

Следующая, третья по счёту вырезка также носит название «Убийца Пушкина» и является статьёй некоего П.Р.С, которая была напечатана в «Московских ведомостях» от 28 октября 1895 года (№ 297). Незадолго до этого, 2 ноября по новому и 21 октября по старому стилю, в г. Сульце (Франция) умер Ж.Дантес: в парижских газетах через несколько дней появились объявления о его смерти и некрологи. На основании одного из таких некрологов и была написана статья «Убийца Пушкина». Она не содержит ничего интересного, и поэтому я не нахожу нужным её перепечатывать здесь.

Внимание русского общества к Дантесу в особенной мере проявилось в столетнюю годовщину со дня рождения Пушкина, в 1899 году.

В № 8364 от 12 (24) июня 1899 года «Нового времени» была помещена «Беседа с бароном Геккерн-Дантесом-сыном» постоянного парижского корреспондента газеты «Новое время» И.Яковлева (И.Я.Павловского). Сначала автор «Беседы» отмечает в своей статье слабый отклик многотысячной русской парижской колонии на пушкинский юбилей. Говорит он и о том, что музей А.Ф.Онегина (Отто), давно уже открытый, посещают плохо. Но, по словам корреспондента, ещё слабее откликнулись на юбилей великого русского поэта французы.

«Всё, что писалось здесь в последнее время о Пушкине (за исключением статей Вогюэ в Revue des etudes russes и Леже в Revue encyclopedique), относится к области пустяков и глупейших анекдотов...».

Далее Яковлев рассказывает о своей беседе с сыном Дантеса. Привожу наиболее интересный отрывок из записи этой беседы.

«- Встречался ли когда-нибудь отец ваш с Натальей Николаевной после дуэли? - спросил я.
- Один раз здесь, в Париже. Мне было 12 лет, и я шёл с отцом по rue de la Paix. Вдруг я заметил, что он сильно побледнел, отшатнулся назад, и глаза его остановились. Навстречу к нам шла стройная блондинка, с начёсами a la vierge. Заметив нас, она тоже на мгновение остановилась, сделала шаг в нашу сторону, но потом обогнула нас и прошла мимо, не взглянув. Отец мой всё стоял, как вкопанный. Не отдавая себе отчёта, с кем он говорит, он обратился ко мне:
- Знаешь, кто это? Это - Наташа.
- Кто такая Наташа? - спросил я. Но он уже опомнился и пошёл вперёд.
- Твоя тётка, Пушкина, сестра твоей матери.
Это имя ударило меня в сердце. С раннего детства я помнил старый зелёный мундир с красным воротником, который я видел однажды. Правый рукав его был продран, и на нём виднелись следы запёкшейся крови. Мне сказали, что в этом мундире отец мой дрался на дуэли с дядей Пушкиным и был ранен... Пушкин! Как это имя связано с нашим. Знаете ли, что у меня была сестра, - она давно покойница, умерла душевнобольной. Эта девушка была до мозга костей русская. Здесь, в Париже, живя во французской семье, во французской обстановке, почти не зная русских, она изучила русский язык, говорила и писала по-русски получше многих русских. Она обожала Россию и больше всего на свете - Пушкина!..
И не знаю, основательно или нет, передо мной мелькнул на мгновение скорбный образ этой девушки, с сильно подымающейся грудью, нагнувшейся над книгой, где она читает:

Не мог щадить он нашей славы,
Не мог понять в сей миг кровавый.
На что он руку поднимал!..

Она поднимает голову от книги и встречается глазами с человеком, о котором говорится в этих вдохновенных стихах. Это - её отец. И мне кажется, что я понимаю дикие вспышки её гнева вперемежку с глубокой меланхолией - вспышки, которые часто, по словам её брата, заставляли отца унимать её словами: «Ne fais done pas le cosaque!..». Эта девушка обладала ещё особенностью русской женщины: она любила науку, любила учиться. В то время дочь сенатора Второй империи, имевшая доступ ко двору, где бушевало такое шумное веселье, знаете, что она делала? Она проходила, - конечно, дома - курс Ecole Polytechnique, весь курс, - и, по словам своих профессоров, была первой...

- Ваш отец никогда не бывал после своей печальной истории в России?
- Нет, но он дважды видел после того императора Николая I в Берлине. В первый раз он был послан Наполеоном, тогда ещё президентом республики, чтобы позондировать мнение императора насчёт предстоявшего государственного переворота. Ответ был положительный. Во второй раз он был послан Наполеоном, уже императором, чтобы просить для него руки великой княгини. На этот раз ответ был более чем резким.
- Знавали ли вы Геккерна-старика?
- Очень знавал; он умер 93 лет и часто бывал у нас. Мы его терпеть не могли. А он меня до того ненавидел, что даже лишил наследства».

Приведу приписку составителя тетради, сделанную на полях против слов: «Знаете ли, что у меня была сестра».

«У Леонии-Шарлоты комната была обращена в молельню. Перед аналоем висел большой портрет Пушкина, на стенах были другие его портреты. Дочь Дантеса молилась перед портретом своего дяди, в которого была влюблена. С отцом она не говорила после одной семейной сцены, когда назвала его убийцей Пушкина. Сумасшествие её было на почве загробной любви к дяде. Стихи Пушкина она знала наизусть. А.Ф.Отто видел её до болезни; он считал её девушкой необыкновенной».

На этом можно было бы закончить «историю одной подборки газетных вырезок». Но среди них имеется ещё одна, хотя и не особенно содержательная, но всё же по-своему интересная, и главное, она вносит поправку или сомнение в только что цитированное примечание составителя тетради.

В 1912 году в газете «Раннее утро» в номере от 15 марта было помещено «письмо из Парижа» некоего Л.Б., озаглавленное «Пушкинский праздник». Корреспондент рассказывает, как отметила русская колония в Париже 75-летие со дня смерти Пушкина, говорит о том, что интересно было выступление А.В.Луначарского, и прибавляет, что центром пушкинского праздника оказалось импровизированное выступление присутствовавшего в зале престарелого А.Ф.Онегина.

«Познакомился А.Ф.Онегин с Дантесом в 1887 г. Дряхлым стариком тот жил тогда в Париже совершенно уединённо, вдали от жизни и людей. До этого многие русские добивались встречи с ним, но он упорно отказывался от этого, и самому Онегину тоже стоило немало труда, прежде чем он добился от Дантеса согласия принять его...
- Но как же это вы решились? - спросил его Онегин. - Неужели вы не знали?
Но этот вопрос не смутил Дантеса.
- А я-то? - спросил он в свою очередь. - Он мог меня убить. Ведь я был потом сенатором.
Да, он был потом сенатором... Его страна могла лишиться его сенаторских услуг!».

Если рассказ А.Ф.Онегина был передан корреспондентом «Раннего утра» точно, и знакомство его с Дантесом состоялось только в 1887 году, то значит автор примечания, ссылавшийся на его отзыв о Леонии-Шарлоте Дантес, по-видимому, что-то напутал. Впрочем, А.Ф.Онегин мог быть знаком с дочерью Дантеса, не будучи ещё знаком с самим Дантесом, или мог только видеть её издали, не будучи лично знаком с ней, а отзыв его мог сложиться на основании чужих суждений.

Во всяком случае, значение подборки вырезок о Дантесе и его семье от этого не умаляется.

К тому материалу, который был собран неизвестным коллекционером, следовало бы прибавить ещё одну вырезку. Она, правда, не говорит о судьбе Жоржа Дантеса и его семьи, но без неё портрет убийцы Пушкина был бы неполон.

В ряде советских газет 24-25 апреля 1963 года была напечатана распространявшаяся ТАСС информационная заметка. Привожу её текст по газете «Известия» (1963, 25 апреля):

«Эксперты обвиняют Дантеса
Ленинградские судебно-медицинские эксперты через 126 лет после дуэли, погубившей Пушкина, обвиняют его противника Дантеса в преднамеренном нарушении существовавшего тогда дуэльного кодекса.
Эксперты установили, что пистолет Дантеса был более крупного, чем у Пушкина, калибра и обладал повышенной убойной силой. Больше того, современные криминалистические методы помогли установить, что под кавалергардским мундиром Дантеса находилось тайно надетое защитное приспособление. К барьеру против поэта вышел не дуэлянт, а заведомый убийца.
В процессе судебно-медицинской экспертизы было объективно проанализировано 1500 первоисточников, в том числе записки свидетелей и очевидцев поединка.
Данные баллистической экспертизы полностью отвергают несостоятельные версии о рикошете, который якобы сделала пуля Пушкина от пуговицы на одежде Дантеса».

Газетная заметка произвела на советских читателей сильное впечатление. Почти одновременно с ней в журнале «Нева» (1963, № 2) была помещена статья В.Сафронова «Поединок или убийство?», той же теме была посвящена статья В.Гольдинера «Факты и гипотезы о дуэли А.С.Пушкина» в журнале «Советская юстиция» (1963, № 3). Впрочем, ещё раньше читатели «Нового мира» познакомились со статьёй Э.Герштейн «Вокруг гибели Пушкина. (По новым материалам)» (1962, № 2).

Из этих статей и заметок, а также из бесед со знакомыми крупными литературоведами-пушкинистами я вынес впечатление, что, при всём уважении к ленинградским судебно-медицинским экспертам, советское пушкиноведение не приняло безоговорочно всех выводов, изложенных в информационной заметке ТАСС. Особенно спорным остаётся вопрос о том, что «под кавалергардским мундиром Дантеса находилось тайно надетое защитное приспособление», как сформулировал корреспондент ТАСС, - иными словами, кольчуга, рубашка из металлических колечек.

Однако, хотя вопрос и не решён окончательно, не сомневаюсь, что составитель подборки газетных вырезок «Убийца Пушкина. Судьба Ж.Дантеса и его семьи» включил бы и эти материалы в своё собрание. Если бы дожил до наших дней…