Рассвело. Командир дивизии перенёс свой наблюдательный пункт на меловые горы. Теперь город лежал перед ним как на ладони - он видел его черепичные и железные крыши, его улицы и переулки с деревьями, над которыми тревожно кружились вспугнутые птицы.
Склонившись нaд картой, полковник Серюгин слушал по радио донесения командиров, и карта оживала перед его глазами. Он видел рубеж, достигнутый полком Прошунина, наблюдал зa броском Рябцева, изучая обходное движение бойцов Серебрякова; он ощущал всю динамику боя, развернувшегося на полосе в четыре километра.
Уже 36 часов дивизия вела бой на дальних подступах к городу, упираясь левым флангом в Северский Донец. На вторые сутки, отбросив наступающих немцев, гвардейцы вплотную подошли к старым, сильно укреплённым рубежам немецкой обороны, где и должны были нанести гитлеровским
войскам главный удар.
Немцы больше всего беспокоились за свои фланги: они знали возросшее искусство русских - брать противника в клещи, расчленяя и уничтожая его. Но удара в лоб они не ожидали. Когда же 89-я гвардейская, совершив неожиданный для врага манёвр, стремительным ударом нескольких полков, ожесточённым огнём артиллерии и авиации вклинилась в главный рубеж немецкой обороны, противник дрогнул...
Наступление развивалось точно по плану. Ближе всех к городу был полк гвардии майора Прошунина - он с фланга нависал над северо-восточной окраиной Белгорода. Прошунин доложил командиру дивизии:
- Наношу удар по вокзалу.
В тот же час танкисты Попова ворвались со стороны местечка Беломестное, но одни танки были бессильны - их надо было подкрепить пехотой. Командующий армией, находившийся в то время на наблюдательном пункте, обратился к командиру 89-й:
- Выручайте, полковник.
На броню танка сели гвардейцы батальона Стома. Танкисты вместе с десантниками ударили по немцам со стороны шоссе...
В десять часов утра Прошунин и Попов стали вбивать клинья в немецкую оборону с флангов, брали город в кольцо. В центр ударил батальон капитана Рябцева. На его долю выпало самое трудное - вести уличный бой с противником, который превратил отдельные дома и целые кварталы в сильно укреплённые очаги обороны. Достаточно сказать, что из 1500 немцев, уничтоженных дивизией, более 800 были убиты в самом городе.
С 10 до 3 часов пополудни шёл жаркий бой в самом городе. Эти 5 часов уличного боя были самыми трудными и напряжёнными. Борьба шла за каждый дом, за каждую улицу. Но вот над зданием вокзала взметнулся красный флаг. Командир дивизии вызвал к проводу Прошунина:
- Флаг твой?
- Мой, - сказал Прошунин и доложил:
- Атакую 3 дома. Один из них - с мезонином - стоит мне поперёк горла...
Бойцам Прошунина помогали артиллеристы дивизиона Шпака. Их пушки били в упор по немецким дзотам, расчищая путь нашей пехоте.
Неподалёку, на Пионерской, немцев штурмовал батальон Рябцева. Стоя у стены разрушенного дома, капитан Рябцев тяжело дышал и вытирал с лица обильно струившийся пот. Радист с походной рацией и ординарец Верейкин стояли рядом. Какая-то тень мелькнула из-за угла дома. Человек припал к земле и затем вынырнул из-за стены с термосом за спиной и автоматом в руках - это был повар Свириденко. Он сказал капитану тоном, каким говорят в самых мирных условиях жизни:
- Пожалуйте завтракать!
Рябцев засмеялся:
- Погоди, возьмём город, тогда позавтракаем.
Повар вместе с другими стал вести огонь из автомата. В это время из 3-го дома, что был за углом улицы, немцы заметили капитана Рябцева и начали ожесточённо обстреливать. Создалась опасность командиру, и была такая секунда, когда, казалось, гибель его была неизбежна, но повар и ординарец вовремя заслонили капитана своими телами.
Немецкая пуля сразила отважного Свириденко. Командир опустился на землю и поцеловал его в залитый кровью лоб.
Город постепенно очищался от противника. Прошунин сообщал, что уже поворачивает к улице Ленина и идёт на соединение с Рябцевым. В 15 часов Рябцев радировал о захвате им здания райсовета. Командир дивизии не замедлил перенести свой наблюдательный пункт с меловых гор в райсовет, в самый центр города. Отсюда, из каменного дома, изрешеченного осколками снарядов и пуль, он направлял действия полков, громивших противника и теснивших его за реку Везёлка.
Наступили сумерки, но бой не прекращался. Шла борьба за высоту 207,5, с которой немцам был ещё виден Белгород. Стремясь вернуть город, немцы собрали артиллерию своих двух разбитых дивизий и огневой атакой пытались преградить путь наступающей 89-й гвардейской дивизии. Но все их старания были напрасны. Порыв наступающих не ослабевал, и полки 89-й вскоре обошли немцев с флангов. Боясь окружения, гитлеровцы побежали...
В тёплую августовскую ночь, когда Москва многократным салютом возвещала миру о героях-белгородцах, в особняке бежавшего немецкого бургомистра собрались офицеры 89-й гвардейской Белгородской стрелковой дивизии. Оживлённо беседуя, они вспоминали недавние сражения, обменивались мыслями и впечатлениями о белгородском бое.
Командир дивизии и начальник штаба работали над картой. Мысли командира дивизии были в эти минуты далеко за Белгородом. На Харьковском направлении шли бои, и туда стремилась его душа неутомимого воина. Он жил уже новой операцией, которая возлагалась на 89-ю Белгородскую.
Перед каждым вставал вопрос: почему немцы, бросившие для защиты белгородских рубежей отборные дивизии, танки, пушки, авиацию, потерпели поражение? Ведь ряд преимуществ был на их стороне: господствующие высоты, хорошо подготовленные рубежи обороны. В чём же дело? Один из офицеров заявил:
- Что-то случилось с немцем: он как будто и тот, и не тот...
Полковник, оторвавшись от карты, сказал:
- Другое скажу, - проговорил он, улыбаясь, - не в немце дело... Мы переменились - и это главное - лучше воюем, умнее.
Командир дивизии пригласил офицеров к карте. И начал разбирать новую операцию, которая возлагалась на 89-ю гвардейскую дивизию.


Август 1943 года. На снимках: советские воины ведут бой на окраине Белгорода (фото справа); советские артиллеристы по улицам Белгорода направляются на юг - освобождать Харьков