Насыщенный день изрядно потрепал меня. Воткнув в уши наушники с любимой музыкой и сунув руки в карманы, я быстро шагала по обледеневшим, хмурым, но ещё достаточно светлым улицам. Надоедливый колючий ветер, казалось, продувал насквозь.

 Согревала лишь мысль об ожидающей дома кружке горячего чая. В такие минуты, съёжившись, устремив вниз ничего не замечающий взгляд и вслушиваясь в тексты любимых песен, замыкаешься в себе, игнорируешь окружающий мир. Всё сливается в сплошную серость: небо, дорога, стены, лица...

Однако в этот раз внимание привлекла группа людей, загородившая выход из подземного перехода. "Собрание" преимущественно состояло из тех, кто здесь же в подземке зарабатывает на жизнь честным коммерческим трудом. Общество, покуривая и попивая растворимый кофе из пластиковых стаканчиков, оживлённо что-то обсуждало и явно находилось в ожидании. Я рефлекторно сняла один наушник и замедлила шаг...

Вдруг всё внимание коллектива сосредоточилось на молодом охраннике, который не спеша спускался по ступенькам мне навстречу.

- Ну, как? Вызвал? Едут?.. - послышалось из толпы.

- Вызвал... - вяло отозвался парень. - Щас приедут, заберут.

Поднявшись на несколько ступенек выше, я наконец увидела картину, которая и собрала всю эту публику. На покрытой коркой льда лестнице, отвернувшись к стене, в неестественной позе лежала пожилая женщина. Она слабо шевелилась, серое потрёпанное пальто было в мокрых грязных пятнах, кое-где порвано, содержимое разорванного пакета, который она сжимала в руке, вывалилось на ступени.

Наверняка, вам случалось видеть в переходах нищих, просящих милостыню. Возможно, вы даже опускали в жестяную кружку пятирублёвую монету со смешанным чувством жалости, самодовольства и стыда. Но, скорее всего, просто проходили мимо. Так или иначе, думаю, вы никогда не смотрели им в глаза. Потому что страшно... Но речь сейчас не об этом. Что-то подсказывало мне, что эта женщина вовсе не из их числа. Даже не знаю что. Да и важно ли это? Я наклонилась и тронула её за плечо:

- Вам помощь нужна?

Женщина ответила очень тихо и невнятно, попыталась перевернуться. Правда, из этого ничего не вышло. Тогда я взяла её за плечи и постаралась приподнять, она тяжело вздохнула и обмякла, потянув меня за собой. Несмотря на невысокий рост, женщина была значительно крупнее меня, поэтому пришлось упереться рукой в стену, чтобы не упасть сверху.

- Отойди от неё! Не трогай!.. - раздалось за спиной.

Я обернулась в полнейшем недоумении. Никто даже и не подумал броситься на помощь, хотя и расходиться толпа тоже не собиралась. Зрителей лишь прибавлялось. Одни со скучающим видом допивали кофе, другие наблюдали за происходящим с нескрываемым интересом, а третьи - с откровенным отвращением. Все просто смотрели, и никто не трогался с места.

- Оставь ты её! - настойчиво посоветовала торговка ближайшего прилавка, усыпанного цветными побрякушками.

- Она тут уже полчаса лежит!.. - донеслось брезгливое замечание с другой стороны.

 Это меня добило: "Оставь её... Полчаса лежит?!". Я задохнулась от негодования, в этот момент хотелось кричать: "Да что с вами?! Пожилой человек упал с лестницы в двух шагах от вас, и никто даже не удосужился подойти!". Мне всегда казалось, что это так просто - предложить свою посильную помощь...

Толпа коммерсантов и просто прохожих слеталась вороньём и наблюдала, как скатившаяся со скользких ступеней женщина, словно большой беспомощный жук, силится перевернуться. И их это... забавляло!.. Нет, в моём сознании это не укладывалось. В душе всё сопротивлялось - это же нечеловечно!..

"Что с нами будет? Одумайтесь, звери, ведь вы всё же люди!.." - истошно кричал в правое ухо голос из наушника, в то время как в левое продолжала раздражённо шипеть толпа зевак. Хотелось сказать нечто такое, что враз бы стёрло эти жуткие презрительные ухмылки, брызнуть в алчные глаза чем-то ядовитым и крикнуть: "Люди!.. Где вы?! Где же вы, настоящие люди? Откуда взялись эти бездушные, безжалостные особи? Неужели вы ничего не чувствуете? Куда подевалось сострадание?". Всё это промелькнуло в голове за считанные секунды. Ещё раз оглядев толпу, я молча отвернулась.

Женщина вновь зашевелилась.

- Вам помочь? - наклонившись, я коснулась её руки.

- Да... Да, пожалуйста... - слабо пробормотала она, силясь повернуть в мою сторону хотя бы голову. - Я не могу встать... Помогите, прошу...

С моей помощью женщина кое-как встала на четвереньки. Тут же нашлась старенькая деревянная трость. Опираясь на неё, уцепившись за металлический поручень и надеясь на мои руки, она, наконец, с очередной попытки поднялась на ноги. Теперь я смогла увидеть её лицо. Ей было значительно за шестьдесят, если не за семьдесят. Глубокие и частые морщины, сухие впалые губы, грязь на щеке, полузакрытые глаза за толстыми стёклами очков с одним стеклом... второго в оправе уже не было.

Придерживая старушку под локоть и за пояс, я повела её вверх по лестнице. Она то и дело норовила опрокинуться назад, увлекая меня за собой. Пришлось сменить тактику: пропуская женщину на ступеньку вперёд, я теперь могла слегка придерживать её. Оглядываться не хотелось. Я прекрасно знала, что происходит за спиной. Разочарованная публика расходилась по своим делам, бурно обсуждая увиденное. Теперь им было о чём поговорить на рабочем посту оставшиеся пару-тройку часов. Кое-кому оказалось по пути. Они проходили мимо по лестнице, украдкой кидая взгляды в нашу сторону. Возможно, в иной ситуации человечность взяла бы верх, но не теперь, когда они стали частью "стаи". Их бы не поняли, осмеяли. В такой ситуации гораздо проще сделать вид, что ты ничего не видел, не слышал, и шагать по своим неотложным делам.

Женщина, не переставая, шептала, характеризуя тех, кто остался внизу копошиться у своих прилавков, самыми нелестными словами. Я была с ней полностью согласна. Стиснув зубы, медленно шаг за шагом мы выходили на свет из этого подземелья. На душе было как-то очень паршиво, мысли в голове шустро сменяли друг друга.

Во все времена равнодушие было худшим из проявлений людской сущности. Оно беззвучно, но неизбежно скользит рядом с нами. "Не бойся врагов - в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей - в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных - они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существует на земле предательство и убийство", - говорил польский писатель Бруно Ясенский. Мы закрываем глаза, затыкаем уши, отворачиваемся, ведь "нас это не касается!"... А если коснётся?! Рано или поздно мы оказываемся в ситуациях, когда помощь, поддержка со стороны просто необходимы. И страшно представить, если в этот момент никого не оказывается рядом. Ещё ужаснее, когда вокруг - тысячи пустых безразличных глаз. В своё время А.П.Чехов великолепно подметил: "Равнодушие - это паралич души, преждевременная смерть". Люди сами подавляют в себе чистые, благородные позывы, скрывая их за плотной непроницаемой маской, тем самым вычёркивая себя из общего мира.

А ведь глаза - зеркало души, они должны быть живыми, излучать свет. Потухшие, застывшие, они свидетельствуют о гибели всего человеческого, об очерствении души...

Задумавшись, я не сразу отреагировала на оклик. Подошедшая девушка на вид была чуть старше меня. Наклонившись, она спросила:

- Что с ней? Ей нехорошо?

- Да уж, что не хорошо - это точно... - отозвалась я, в очередной раз еле удержавшись на скользкой ступени, когда моя пожилая спутница опасно шатнулась назад.

Девушка едва успела подхватить меня под локоть:

- Может, тебе помочь?

- Было бы неплохо...

Процесс подъёма немного ускорился. Спустя пару минут мы наконец вышли на площадку остановочного комплекса. В тусклом сером свете, пробивающемся сквозь тугие облака, пожилая женщина выглядела ещё более жалко, нежели там, в сумраке подземки. Она смотрела на нас, сбивчиво благодарила... и плакала.

В тот момент, кажется, все мои мысли отошли на второй план, уступив место одной: я никогда в своей жизни не видела таких огромных слёз. Они в отчаянии рождались в уголках полуслепых глаз и катились из-под разбитых очков по щекам. Смывая грязные пятна, они оставляли влажные дорожки и падали на порванное серое пальто, на огрубевшую кожу рук, на мёрзлый асфальт... Она отвернулась и, спрятав лицо в ладони, разразилась громким рыданием. Мы смущённо переглянулись. Лицо моей молодой попутчицы отчётливо выражало сочувствие и растерянность. Моё, вероятно, тоже. Оставить старушку на остановке одну в таком состоянии мы, конечно, не могли. Немного успокоившись, женщина вновь повернулась к нам и сквозь частые вздохи и всхлипывания попыталась ответить на вопросы. Оказалось, что живёт она на Харьковской горе, а в центр приехала на день рождения к родственнице. Привезла с собой кое-какие праздничные вещи, которые теперь, собранные с земли в порванный пакет, выглядели отнюдь не нарядно. Понятное дело, что ни о каком празднике речи уже не шло, да и жила родственница далековато. Денег на обратную дорогу у неё не хватало. Вручив изрядно натерпевшейся женщине небольшую сумму, мы посадили её в подъехавшую маршрутку. Она кивала, не переставая благодарить и извиняться.

- Храни вас Господь... - повторяла старушка, стирая рукавом слёзы с обветренного лица. - Храни вас Господь...

Оставшийся путь до дома я шла медленным шагом, глядя вверх на хмурое, с каждой минутой темнеющее небо. "Главное чувство города - равнодушие. Оно царит над всем, над всеми. Равнодушие покорило всех. Установило постоянный распорядок, идёт по городу" - как назло, обречённо звучало в наушниках.

 Олеся Андриевич,
студентка БелГУ