Писателей в современной России немало, но отнюдь не каждого повернётся язык назвать «русским писателем». Да скорее, и никого. Этот титул нельзя заработать, купить или приобрести за выслугой лет. С ним или родись, или уже никак. Пока что наследников у Шукшина и Солженицына не появилось. Однако совсем уж осиротелой в этом плане русскую литературу тоже не стоит считать. Писатели, болеющие ею, пишущие о ней - существуют. И наиболее ярок в этом ряду - Юрий Сергеев. Патриот. Христианин. Наш гость.

Сейчас писатель Юрий Сергеев ездит по России со своими книгами, останавливаясь в городах и сёлах пообщаться с читателями. Заехал и в Белгород, выступил в двух библиотеках, рассказывая о русском казачестве, бабушке, привившей ему страсть к чтению, православии и эзотерических практиках. Стоит сказать, что как писатель Юрий Сергеев - достаточно интересная фигура. В своё время стал членом правления Союза писателей России, кем и является по сию пору. Юрий Васильевич - редактор совета журнала «Роман-газета». Читателям известны его увлекательные книги: «Королевская охота», «Самородок», повесть «Наследница», романы «Становой хребет», «Княжий остров».

Персонажи его книг - фактурны, язык - пышен, сюжеты - нетривиальны и глубоко идеологичны. Он пишет о потерянной и возрождающейся России. По его мнению, Россия находится в опасности. Ей грозит исчезновение. И в дело её спасения он вносит свою лепту. Литературными произведениями. Своим политическим кредо считает формулу «русский писатель». Считает, что отделившиеся республики могут существовать отдельно («пусть грызутся»). Верит в зловещую роль сионизма в русской и мировой истории.

Предлагаем читателям «Белгородских известий» отрывок из второй части трилогии о России «Княжий остров». Над третьим романом «Держава непобедимая» автор сейчас работает.

ГЛАВА IV

Они шли к линии фронта, а она всё дальше откатывалась на восток. Шли мимо сгоревших деревень, разрушенных городов, ночью спотыкаясь о мягкие трупы и проваливаясь в разбитые окопы. Они видели на днёвках из кустов врага, едва сдерживая себя от искушения вступить с ним в бой, погибнуть или остановить эту разлившуюся по русской земле смерть.

Егор оберегал Окаёмова, а Илья Иванович берёг его. Селянинов хранил обоих и первым вызывался в разведку, за харчем в редкие жилые дома, норовил идти впереди них, чтобы не напоролись на мины. Николай чуял нутром, что судьба свела его с нужными людьми, жадно слушал на днёвках их рассказы, он полюбил даже непростую и непривычную холодность и дистанцию Окаёмова, его учёный ум. Николай уверился, что именно такие люди принесут победу.

Шли к линии фронта ночами, обочинами дорог, а когда и напропалую через степи и леса. Окаёмов легко ориентировался по звёздам, были предельно осторожны. И всё же напоролись на засаду...

В предрассветных сумерках оглушительно рявкнул пулемёт, и совсем рядом раздался крик: «Хальт!». Пули взвизгнули над головами идущих, опахнули ветерком смерти, на мгновение парализовав их испугом, а потом со всех сторон чёрной толпой поднялись немцы с автоматами. Егор мгновенно осознал безысходность, сорвал чеку гранаты и тихо скомандовал: «Стой!». Окаёмов вдруг выступил вперёд и громко, чеканя каждое слово, заговорил по-немецки. Его напористая речь произвела удивительное действо, немцы опустили оружие и даже отступились, а к пленникам вышел офицер с парабеллумом в руке, освещая фонариком Окаёмова. Илья грубо кричал на него и что-то требовал. Офицер согласно кивал головой, но попросил документы. Передав фонарь одному из солдат, он протянул левую руку к стоящим.

Правый кулак Егора судорожно сжимал «лимонку» в кармане кожуха. И вдруг он ясно увидел за немцами светлый силуэт в льняном рубище старца Серафима, из тьмы проступило лицо отшельника, и огненный взгляд ободрил Егора и повелел действовать. Старец исчез, тело Быкова напряглось и расслабилось всё до кончиков пальцев. Он обрёл новое зрение, видел словно со стороны каждого врага в отдельности, предугадывал любое их действие, словно сам стал частью их, вошёл в их сознание, это ощущение было настолько сильным и невероятным, что его качнуло и повело...

Эсэсовцев было около десятка, да их ещё страховал пулемётчик за кюветом. Егор чуял его и видел во тьме невесть откуда пришедших кошачьим зрением. Он знал, что делать. Мгновения времени как бы растянулись для него и стали управляемыми, а для остальных они сжались.

- Перекат! - выдохнул Быков.

Услышав эту команду, Николай и Илья резко упали на землю и покатились во тьму. Егору казалось, что немцы действуют как в замедленной киносъёмке. Офицер даже не успел удивиться, как был застрелен из своего же парабеллума. Егор будто затылком видел, как летит его граната к пулемётчику, медленно вспухает и лениво разбрасывает осколки, а сам он уже катился по земле, и все трое они били из пистолетов по врагам. Автоматные очереди взрывали пыль, где только что была вспышка выстрела, и всё же враги не успевали за ними. Несмотря на треск автоматов, Егор явно слышал или чувствовал, осязал расчётливые мысли Николая и спокойный, как бы замедленный бег думы Окаёмова. Слышал он и отчаянные, прощальные мысли умирающих немцев, - он понимал их, хотя и не знал немецкого языка. Даже удары пуль, разящие врагов, он болью ощущал на своём теле, выдирая себя из мёртвых... Своим новым прозрением видел двоих живых, убегающих в ночь, испуг их постигал, испуг от самого себя...

Сознание его стало настолько стремительным, а тело - мощным и послушным, что Егору показалось: если сейчас прикажет себе, то сможет взлететь. Ведь холодел же предупреждающе затылок, и глаза видели свою пулю, летящую в него из вражеского автомата, она медленно вращалась и вяло приближалась, давая невероятно большое время, чтобы увернуться или даже поймать её, как шмеля...

Видение Серафима только напомнило Егору приёмы древней казачьей боевой - «Казачий спас». Ещё мальчонкой он был отобран в станице стариком Буяном, и тот обучал сына есаула Быкова тайному боевому искусству. Старик увозил его на лодке в дебри безлюдного острова на Аргуни и показывал приёмы рукопашной борьбы, обучал владеть ножом и шашкой, учил маскироваться, терпеть боль и в совершенстве владеть духом. Всё это пригодилось в другой школе у японца Кацумато, разведчик учил его восточным приёмам, но Быков ни слова не сказал о приёмах казачьих и тактике скоротечных схлёсток с врагом. А заветная молитва, - ею казак окрыляется и вводит себя в бой - самый заветный секрет... Ибо она позволяет воину владеть пространством и временем.

Во время днёвок, когда они шли от Княжьего острова, Егор показал своим спутникам один из приёмов огневого контакта «перекат», который особенно эффективен ночью, при численном превосходстве врагов. Они отработали его до мельчайших деталей, и он оправдал себя. Так и не вставая на ноги, они перекатом уползли от засады и вскоре нашли друг друга. Окаёмов, лёжа на боку, перезаряжал пистолет. Николай был возбуждён схваткой, тихо проговорил, давясь кашлем:

- Ловко мы их!

- Назад, в подлесок, перебежками... перекликаться писком мыши, как учил... втягиваешь воздух через плотно сжатые губы... Сейчас хватятся, не дай Бог, опять собаки... Это неслучайная засада.

- Да, да... - отозвался Окаёмов. - Видимо, привезли из Берлина астролога-прорицателя... тот нас просчитал и указал место, где будем идти, - заверил Быкова Илья.

- Только бы не собаки, - опять прошептал Егор.

- Сплюнь через плечо, - предостерёг Окаёмов, - чтобы не накаркать...

Но тут, как по команде, сразу в нескольких местах вспыхнули фары машин, они летели со всех сторон к месту боя, стрекотали мотоциклы, их лучи шарили по чистому полю. Зависли осветительные ракеты, снова затрещали автоматы, и доплыли резкие крики команд.

- Назад дорога отрезана... Перебежками через поле! - приказал Егор и вдруг ощутил какую-то властную, чужую волю в себе. Кто-то назойливо пытался влезть в него самого, парализовать, остановить... Егор опять вспомнил Спас и на мгновение представил у себя на бьющемся сердце золотой крест… Чары отпустили, осыпались.

- Вперёд! За мной! Кре-ест... Золотой крест на ваших сердцах! - заорал он, видя шатание своих спутников, и... пробудил их...

Пригибаясь, они рванули от дороги. Мертвенный свет ракет озарял бегущих. Взвизгнули пули над головами, взревели моторы, и ослепительный свет ударил в спины. Их гнали, как зайцев в свете фар. Значит, будут брать живыми.

Егор бежал впереди, слыша хриплое дыхание Николая и Окаёмова, свет настигал, бросал впереди длиннющие тени, уже ясно доплывали гортанные команды офицера, и Егор видел спиной, ощущал какого-то чёрного, страшного человека, стоящего на дороге у места боя. На их головы словно надевали чёрные колпаки. Егор со стоном внушал, глухо ревел: «Кре-ест!». И колпаки разлетались в клочья от света золотых крестов на бушующих сердцах... Хотелось упасть и принять неравный бой. Но они напрягали последние силы и неслись за своими тенями...

В просвет меж разорванных туч выползла ядрёная луна и осветила путь. Егор сразу же увидел впереди за полем силуэт какого-то разрушенного строения, и шевельнулась слабая надежда... Только бы успеть... Только бы успеть!

Прыгая по полю, в обхват, отрезая путь беглецам, настигали мотоциклы с колясками. Пулемётные очереди с них лохматили землю под ногами, норовя остановить... Уже слышался хохот, ликование удачливых охотников на беззащитную дичь.

И вдруг разом рвануло в двух местах. Егор мельком оглянулся и успел увидеть вскинутую кустом взрыва машину и мотоцикл, а чёрный колпак, вновь накрывающий его голову, поник, и мысль испуга поймал Егор у человека-дьявола от дороги. По полю летел только один мотоцикл слева, он шёл наперерез, и Быков мгновением успел постичь волю пулемётчика бить на поражение, вскинул пистолет и разрядил в него всю обойму... Мотоцикл пролетел мимо них по инерции и перевернулся.

- Ложись! - скомандовал Быков.

- Бежать надо! - задышливо прохрипел Николай.

- Куда?! Мы на минном поле...

Сзади с треском горела машина, слышались вопли раненых, взлетали ракеты, и урчали моторы на дороге.

- От влипли, - нервно хохотнул Николай и вдруг приказал: - Ползти за мной с дистанцией в двадцать шагов.

- Нет, я пойду первым, - уверенно проговорил Егор, - с минами обучен обращаться, - он взглянул в темь и снова увидел едва различимый силуэт развалин, - вперёд, за мной!

Двигался осторожно. Они озарялись голубой кисеей лунного света. Егор уверенно щупал ладонями путь. Косая тень развалин накрыла ползущих. Под руки всё чаще попадались крошки кирпича, лоскуты искорёженного взрывом железа, какие-то витые решётки, доски и щепки. Когда хлам и камень стали сплошными, Егор осторожно поднялся на ноги и шагнул вперёд. След в след за ним шли двое. Погромыхивая щебнем, они поднялись по конусу осыпи из битого кирпича и вступили в хаос полуразрушенных стен. Перевели дыхание под их защитой, молча оглядываясь; и тут луна вновь ясно и щедро сыпанула серебро с неба, озарив стену перед их взорами. Мириады бликов и искр вспыхнули перед ними, и Окаёмов громко, перекрестившись, промолвил:

- Храм!

Побитый взрывами иконостас поднимался из праха, нимбоносные лики святых смотрели на пришельцев с фресок стен и золочёных окладов, искрились резные царские врата и позолоченные колонны алтаря. Всё горело и светилось внутри полуразрушенной церкви, мерцало, сияние луны создавало чудную и нереальную картину. Плыл запах ладана и свечной дух, напитавшие каждый камень и предмет, каждую пору за сотни и сотни лет...