Беседовать с Иваном Назаровичем Жилиным - большое удовольствие. Это мудрый, сильный и много повидавший человек. Около двух часов провёл он на нашем «гостевом диване», отвечая на многочисленные вопросы. А мы не переставали удивляться его принципиальности, целеустремлённости и энергии. Ивану Назаровичу 85 лет. Он из тех людей, для которых слова «раньше думай о Родине, а потом о себе» не пустой звук. Он - Победитель. Настоящий. Прочтите запись нашего с ним разговора. И вы согласитесь, что это так.
- Иван Назарович, как вы узнали о том, что началась война?
- 21 июня мы почти всю ночь гуляли в селе с девчатами, танцевали. Домой я пришел под утро, спал долго, а когда проснулся, то заметил, что мама и папа неразговорчивые, хмурые. Я подумал, что они поссорились, но оказалось, что всё намного страшнее - началась война. Больше не было весёлых вечеров, и даже собаки, как мне казалось, с лая перешли на вой.
- Ваш папа пошел на фронт добровольцем?
- Нет, его не взяли, он был инвалидом Гражданской войны, и я просился на фронт, но тоже отказали по малости лет. Когда село готовили к эвакуации, меня вызвали в сельсовет, где был представитель Красной армии, он попросил меня остаться, и когда село займут немцы, то собирать о них информацию. Вот так я остался на родине для ведения разведки. Ходил под видом попрошайки по окрестностям, считал немецких солдат и технику. Один раз, когда я считал танки, меня поймал немецкий солдат и потащил в комендатуру, но, слава Богу, по пути встретился односельчанин, который убедил немца, что я не шпион, а просто малолетний бездельник.
- А кому вы передавали информацию о немцах?
- Рассказывал о своих наблюдениях папе, а как позже выяснилось, он и был у партизан связным.
- Но вы, судя по наградам, всё-таки попали на фронт?
- Когда наше село освободили от оккупантов, меня, наконец, взяли в армию. С февраля 1943 года и до Победы служил в 3-й гвардейской артиллерийской Витебской, Хинганской Краснознамённой орденов Суворова и Кутузова дивизии прорыва Резерва Верховного Главнокомандования.
- Я вижу - у вас три медали «За отвагу», это не часто бывает. Расскажите, за что вас наградили?
- Этот вопрос мне задают всегда: за что первая медаль? Скажу откровенно: не знаю толком, за какой конкретно подвиг была первая медаль. Наверное, за который сам себя похвалил, это было на территории Литвы. Немец пошёл в наступление, пехота наша не устояла, побежала, а мы, миномётчики, сзади пехоты стояли, и когда пошли немецкие танки, я залёг в окопе, пропустил танк и бросил в него бутылку с зажигательной смесью, танк загорелся. И была такая радость оттого, что переборол в себе страх. И рукопашные были. В первой мне ухо разорвали, а во второй - зубы выбили.
- А чем дрались в рукопашной?
- Руками. Был случай, когда в окоп прыгнул немец, рыжий такой, здоровый, и упал, а я на него навалился и так вцепился в горло, что пальцы задеревенели. В общем, задушил я его. В Польше, правда, чуть сам не погиб в рукопашной, хорошо - ребята вовремя подоспели.
- У вас были ранения?
- Меня один раз даже похоронили. Готовились мы к наступлению, но немец опередил и перед атакой провёл артподготовку. Я был в блиндаже, в который и попал один из снарядов. Как мне потом рассказали однополчане: «Посмотрели мы на блиндаж, а там только яма с брёвнами». На следующий день старшина доложил в штаб полка, что я погиб. После нашей части шла то ли санитарная, то ли трофейная рота, и женщина услышала стон, разгребла брёвна и вытащила меня. Так я оказался в госпитале. К сожалению, не удалось выяснить имени спасительницы. У меня был сильный ушиб всего тела, но в госпитале я не долечился, сбежал, чтобы не отстать от своей части. А в 1949 году ранение дало о себе знать, и меня демобилизовали из армии.
- Где вы встретили день Победы?
- Победу я встречал два раза. Первый раз на западе - под Кёнигсбергом. Утром проснулись и увидели рядом с нами немцев и танки. Ну, думаем, всё… Как вдруг немецкий солдат замахал руками и начал кричать: «Гитлер капут! Капитуляция!» Оказалось, что они пришли сдаваться в плен. А вторую Победу встретил на Дальнем Востоке, куда нас передислоцировали на войну с Японией. Помню, в первом же бою мы так дали японцам, что второго боя уже не потребовалось.
- Ненависть к сдавшимся немцам была?
- Уже нет, жалкие какие-то они были.
- Как сложилась ваша жизнь после войны?
- Мой односельчанин был председателем совхозрабкоопа и взял меня к себе заместителем по торговле, потом я окончил курсы бухгалтеров в Старом Осколе и несколько лет работал главным бухгалтером совхозрабкоопа, председателем завкома профсоюза сахарного комбината... У меня было желание учиться, ведь до войны успел окончить только семь классов, а уже после фронта мне, женатому мужику, отцу двоих детей, как-то стыдно было сидеть за одной партой с подростками. И тогда я решил ходатайствовать перед районными властями, чтобы у нас на базе средней школы открыли вечернее отделение. Согласились, но при условии, что я обеспечу наполняемость этой вечерней школы. Мне удалось собрать аж 56 восьмиклассников, в 9-й пришло девять учеников, а в 10-й - двенадцать. Я учился в школе и работал председателем комитета профсоюза сахарного комбината имени Будённого в селе Ржевка. Должность обязывала защищать права рабочих комбината, а так как образования у меня не было, то часто решал вопросы не по закону, а по совести. В конце концов, понял, что высшее образование необходимо, причём юридическое. В то время на моём попечении был пионерский лагерь в селе Дмитриевка, а начальником там был студент Харьковского юридического института. Вот он мне и рассказал, что такое юридический институт и как в него поступить. Аттестат о среднем образовании я получил в 1959 году и поступил в Харьковский юридический институт. Мне тогда было 33 года.
- На заочное отделение?
- Нет, на дневное. Я считаю, что заочное учение - это как заочное кормление.
- А как же семья, дети? Ведь на стипендию не разживёшься…
- Я получал повышенную стипендию и по тем временам очень хорошую - 510 рублей в месяц.
- А что на эти деньги можно было купить?
- На эти деньги я жил и ещё домой детям подарки возил. Но такие стипендии были только у студентов-юристов. Мой друг учился в институте инженерно-коммунального хозяйства, так у него стипендия была 175 рублей. Ещё до окончания института меня избрали судьёй Шебекинского районного народного суда. В 1963 году я защитил диплом, а с 1967 года стал членом судебной коллегии по уголовным делам Белгородского областного суда.
- Иван Назарович, в войну, когда немцы захватили ваше село, были люди, которые перешли к ним на службу?
- К сожалению, были. Такие за немецкий паёк выслуживались перед «новой властью», доносили на неугодных, вешали и расстреливали партизан. И ведь через 29 лет после войны с некоторыми из них я встретился.
- Как так?!
- Я их судил.
- Расскажите подробнее.
- Те полицаи, кто не успел уйти с немцами, разбежались после войны по всему Советскому Союзу. Некоторых поймали быстро, а некоторые затаились под чужими документами, работали и даже умудрились выйти на пенсию. В 1973 году сотрудники Управления КГБ по Белгородской области поймали пятерых таких «пенсионеров». Один был русский, а четверо немцев из Краснодарского края. В 1974 году началось судебное слушание, в котором я был председательствующим. Уголовное дело состояло из 28 томов, я его тщательно изучил. В Миргороде они участвовали в расстреле двухсот человек, в Белгороде казнили мирных жителей и партизан. Суд проходил в здании клуба треста «Промстрой», и людей пришло так много, что на первом заседании даже выломали входную дверь. У белгородцев ещё жива была память о зверствах полицаев. В городе только и разговоров было, что об этом суде. Помню забавный случай: мы с женой ехали в Шебекино из Белгорода на автобусе, а сзади сидели двое мужчин, и один говорит другому: «Ты слышал? Полицаев судят, так вот два из них - это братья Гитлера!» - «Да не может быть?!» - «Правду говорю! Сам в суде был и видел!».
- Как вели себя подсудимые?
- Все они поначалу пытались оправдываться, отрицали участие в расстрелах, а один, тот, что был русским, особенно юлил и изворачивался, мол, он стрелял только в воздух и в советскую винтовку специально немецкий патрон заряжал, чтобы осечка была, и так далее. В общем, мерзко и противно.
- Что они говорили в последнем слове?
- Все просили о снисхождении, не назначать им суровую меру наказания. Они понимали, к чему дело идёт. Кстати, с ними на одной скамье должен был сидеть и ещё один бывший полицай, но до суда он не дожил. Бог наказал.
- Каким образом?
- Некий предатель Батюта во время немецкой оккупации зверствовал в Черниговской области. А когда пришла Красная армия, он обманом попал в одну из артиллерийских частей и служил в ней до окончания войны. После его разоблачили, но, видимо, не все грехи расследовали, и получил Батюта всего десять лет лагерей на Колыме. Отбывая наказание, он познакомился с заключённой из женского лагеря, и решили они бежать. Присоединился к ним ещё один осуждённый. Долго блуждали по тундре. Продукты закончились, и его подруга с новым «кавалером» съели Батюту.
- Я читал, что после войны судили не только полицаев, но и тех, кто был в немецком плену…
- …Не всегда и не всех. Это распространённое заблуждение. Два моих родственника были в плену, и после войны никто их не преследовал. Директором средней школы, которую я заканчивал, стал человек, который почти всю войну провёл в плену, кроме того, за успехи в работе уже после войны его наградили орденом Трудового Красного Знамени. В нашем колхозе был механизатор - бывший полицейский, который потом служил в Красной армии и участвовал в войне, уважаемый человек.
- Сколько лет вы проработали судьёй?
- Более 23 лет. В 1986 году вышел на пенсию.
- У вас, наверное, была не рядовая пенсия?
- Я был персональным пенсионером республиканского значения.
- А что это значит - «республиканского значения»?
- Это значит: пенсия 132 руб-
ля в месяц и возможность раз в год бесплатно ездить в санаторий по своему выбору.
- А как вы познакомились с женой?
- Спасибо немцу, что зубы мне выбил. Я уже рассказал, что в рукопашной мне выбили зуб, а другой повредили. Так вот, он регулярно болел. Уже после войны так прижал, что я решил сходить к зубному, а у нас в амбулатории работала пожилая врач Мария Дмитриевна. Я пришел, она посмотрела и решила зуб не удалять. Но когда он заболел ещё сильнее, я опять в амбулаторию, а Марии Дмитриевны нет. Вместо неё какая-то девчонка и тоже Мария Дмитриевна. Она мне удалила больной зуб и ещё один запломбировала. Так я с ней и познакомился.
- Где это было?
- В амбулатории в селе Ржевка.
- В каком году?
- Это было в августе 1951 года. Кстати, та пломба у меня до сих пор стоит.
- Получается, что пломба стоит уже 60 лет?!
- Ну да.
- Долго за Марьей Дмитриевной ухаживали?
- Две с половиной недели, а потом поженились.
- Сколько у вас детей?
- Два сына - Александр и Евгений, оба окончили химико-технологический институт (сейчас это БГТУ имени В.Г.Шухова. - Ред.).
- А внуки есть?
- А как же - три внучки! Старшая преподаёт в БГТУ имени Шухова, кандидат наук, доцент. Младшая живёт в Мурманской области, студентка горного института. А средняя - в Белгороде, тоже окончила БГТУ имени Шухова.
- Наверное, уже и правнуки есть?
- Есть правнук! Назвали Назаром - в честь моего папы.
- Иван Назарович, а чем вы занимаетесь на пенсии?
- Когда-то серьёзно увлекался фотографией. Студентом купил себе «ФЭД-2», по тем временам очень хороший фотоаппарат. А на 80-летний юбилей коллектив областного суда подарил мне видеокамеру, теперь снимаю для семейного архива. Кроме того, я работаю в комиссии по патриотическому воспитанию молодёжи при совете ветеранов Восточного округа Белгорода. Часто встречаюсь с молодёжью. За мной закреплены университет потребкооперации и гимназия № 3, нередко приходится выступать в музее-диораме, областном Дворце детского творчества, даже в детских садах. Ещё пишу стихи…
- Стихи?!
- Ну да. Вот недавно написал поэму «Ветераны». Читал друзьям. Им понравилось.
- Прочитайте и нам!
- Поэма большая. Я прочту отрывок:
Ветераны войны всегда
помнят друзей
своих фронтовых.
Всех поимённо,
всех мёртвых и живых.
Всех командиров
и рядовых солдат.
Всех, кто в Европе и Азии
в могилах лежат.
Ведь они за то в боях
свои головы сложили,
Чтобы мы,
все оставшиеся в живых
и последующие поколения,
Свободно и мирно жили.
О них надо помнить всем,
везде и всегда,
А не только в праздники
и юбилейные года.
- Вы встречаетесь с молодыми людьми. Скажите, им интересно то, что вы рассказываете о прошлом? Или это мероприятия так, для «галочки»?
- На официальной части впечатление хорошее, а когда сходишь с трибуны и разговариваешь в неофициальной обстановке, то порой возникают неприятные мысли. Наши ребята и девушки образованные, любопытные, но безыдейные. Они мне говорят: вот у вас были идеалы, вы воевали за справедливую жизнь, за равенство и братство в Советском Союзе, а нам, если сейчас, не дай Бог, война, за что воевать? За капиталы олигархов? Больно это слышать, но это так.
- А в других странах ещё хуже. Вон в Украине бандеровцев, а в Прибалтике местных эсэсовцев уже сделали национальными героями…
- Это не герои, а предатели!
- Как вы себя чувствуете в современной России?
- Обижаться мне грех. Как инвалид войны, получаю две пенсии. Но на душе неспокойно. К сожалению, в нашей стране много лжи и беспринципности. Я предателей и перевёртышей ненавижу. Были у нас такие, которые раньше хвалили советскую власть, кричали «Слава КПСС!», а сейчас охаивают всё прошлое, всех подряд, особенно Сталина. Я не скажу, что Сталин был ангелом. Он был чересчур жестоким. Но и заслуги у него были. Даже Черчилль говорил: «Советскому народу очень повезло, что в такие тяжелейшие годы, годы великих испытаний во главе государства находился такой человек как Сталин». А мы же топчем его на каждом шагу. Если было плохое - говорите, но не надо и хорошее замалчивать.